птичьих песен улетевших,
вспоминаю я про тех:
юных, радостных и вешних
лёгкий ветер забытья,
шелест листьев с поднебесья,
нет, не весь сказался я,
и не все пропеты песни
октябрь
пряная осень, ржавые листья
солнца улыбка – ирония лета,
взять бы сейчас и бездонно напиться
чтоб не услышать чьего-то ответа
ветер срывает листья и мысли,
дрожь пробирает щетину травы,
дожди подсобрали воды – и вышли
походом на город, надолго, увы
серое небо, серые страсти
сильно изношенный, мир поскучнел,
вроде, всё было – теперь лишь напасти
и бесконечность рутины и дел
вот, не везёт, вновь октябрь вернулся,
я и не думал дожить до него,
холод рябин ярко-красных коснулся,
вздох: как до лета ещё далеко
пьянка в одиночестве
деликатною рукою
поднесу себе рюмашку,
хлопну горькую, не скрою,
и огурчик без промашки
ни шумихи, ни боданий —
сам с собой наедине,
серп висит, убогий, ранний,
как ракитник по весне
хорошо мечтать и плакать,
вспоминать, скорбеть, грустить,
быть бездомною собакой
и тихонько, горько выть
за окном ветра гуляют,
за окном – дела и быт,
я спокойно пропиваю
век, что богом мне отлит
ИЗ «ИЛЛИРИИ»
сиеста
синяя сиеста,
голубые дали,
голубое место,
жёлтые сандали
тихо, как у Бога,
горы голубые,
отдохни немного,
присно и отныне
шелестящей гальке
вторит ветер в ветках,
я сегодня сталкер,
опытный, но ветхий
не дрожат секунды
старых циферблатов,
день ещё не Судный,
тихий, робкий, складный
радости, печали —
всё пройдёт, наверно,
жить мы все устали,
я сижу в таверне
дубровник
море, насыпь, острова,
катера да парусы,
жизнь, конечно, не нова,
когда слабы градусы
пляжи, скалы, рыбаки,
куны, евро, доллары —
если есть, то до ноги
кто какого колора
небо, волны, облака —
загорай хоть до черна,
жизнь удачлива, пока
нищетой не порчена
девочка-людоед
её зовут, наверно, Катастрофа,
ей лет двенадцать – всё уже при ней,
она измерила меня не очень строго
из-под насупленных изогнутых бровей…
соседей нет давно – их, очевидно, съели,
жилище велико из-за жердей,
она гуманна – так родители велели:
любить со всей