4
Уже было совершенно темно, когда автобус остановился на станции в Бычково. Дискалюк вышел и направился в зал ожидания на всякий случай посмотреть расписание автобусов в сторону Рухова. Это был его первый автобусный маршрут после долгих лет езды на служебной машине. От общественного транспорта он настолько отвык, что для него автобус существовал только на бумаге, а механизм движения, тем более расписание движения автобусов, вообще для него – темный лес.
В зале ожидания он с удовольствием прочитал плакат: «Наша цель – коммунизм» и стал разглядывать расписание, в котором он никак не мог разобраться.
– Извините, – обратился он к незнакомому человеку, довольно интеллигентному на вид, с короткими усами, – я вот тут никак не разберусь в этой глупой схеме движения автобусов. Если сесть на этой остановке, то куда я могу попасть: в Ужгород или в Рухов?
– Смотря, куда вам надо?
– Это философский ответ, молодой человек, а я хотел бы получить конкретный ответ. Я старше вас, поэтому извольте отвечать с комсомольским огоньком, – рубанул Дискалюк, совершенно забыв, что он уже не инструктор обкома партии.
– Я тебе так скажу, господин…
– Я не господин, я – товарищ, – захлопал глазами Дмитрий Алексеевич.
– Кончилась ваша эта лафа, товарищ. Знаем мы вас, болтунов неугомонных. А чего ты вдруг расписанием стал интересоваться «товарищ», га—га—га! Отобрали «Волгу», да? Давно пора. Фу, какая жирная бульдожья морда, даже смотреть противно: вырвать может.
Дискалюк покраснел от обиды и страха. Так с ним никто не разговаривал вот уже двадцать лет. «Значит дела плохи, – подумал он, – надо удирать. С расписанием потом разберусь. Как он мог меня узнать? Значит, надо удирать».
– Закурите, – сказал он примирительно, – очевидно, вы меня за кого—то принимаете, а я вовсе не тот.
– Тот, тот. Съездить бы тебе по жирной физиономии, сразу признался бы, что ты сын кухарки, которую твой Бог Ленин советовал ставить во главе государства. Коммуняки кровавые, наконец—то, вам пришел конец. Как я рад, ты представить себе не можешь. А теперь чеши отсюда, гадина жирная. Впрочем, мы еще встретимся.
Дискалюк вышел в темноту,