но если очень хочется, изволь!
Всхлипнул на последней фразе. Потом долго кружил по дому, смеялся и плакал, пил коньяк, бил посуду и декламировал стихи. Сергей всю жизнь мучительно прятался от собственных стихов, а они преследовали его с юности, с той весны, когда он впервые обнаружил, с какой уверенной невероятной силой его сводит с ума едва проклюнувшаяся клейкая зелень листьев в саду возле дома. А солнечные пятна, встреченные на стене его комнаты в первый миг после пробуждения, могут рассказать всё о настроении вселенной и в этот миг, и в любой другой миг от сотворения мира. Стихи хлынули из него как река, прорвавшая в половодье плотину. Они даже нравились ему до тех пор, пока не понял, что стихи никого никогда не делают счастливым, даже не кормят.
В армии его талант был мишенью для шуток, старшина, правда, несколько выделял Сергея из общего ряда, обращаясь к бойцам радиороты, в которой проходила служба: «Слушайте меня, поэты и пидорасы!» Потом институт. Перестройка растворила поэта среди офисного планктона. Женился и жил как все. Потом Сергею повезло, счастливая встреча с приятелем из прошлой жизни сделала его директором рекламного агентства, небольшого, но прибыльного. Стихи в свободное от работы время теперь можно было бы писать, продвигать, издавать. Но уже не хотелось.
Счастливым быть не просто в этом мире,
но если очень хочется, изволь!
Изволь, Поэт, в глаза царю засмейся,
и обличи в невежестве глупца,
перед тобою в мантии судейской
стоящего. Будь счастлив до конца!
Утром Дронов проснулся рано, не обращая внимания на разгром, брезгливо перешагивая через материки и океаны, прошёл в ванную, побрился, переоделся. Сварил себе крепкий кофе и выпил большими глотками, с ужасом ощущая, что не испытывает ни похмелья, ни угрызений совести. На душе было пасмурно, но не из-за трагедии, а от обиды и разочарования. Чтобы разобраться с этими ощущениями, Сергей не сел за руль, а прошёл пешком до метро и потом так же пешком добрался до больницы.
Часть вторая. Чудо
Несмотря на множество цветастых плакатов «С Новым Годом!», приклеенных рожиц снеговиков и дедов морозов, праздника не ощущалось. Шёл дождь. Снега не было. Какая-то пустота и усталость поселились в городе. Не вчера поселились. И не он это сказал.
В больничном корпусе было тихо и пусто. Обитель скорби встретила Дронова гулкими коридорами и приторным запахом лекарств. Шурша синими бахилами, он дошёл до сестринского поста и поздоровался с заспанной угрюмой дежурной. Та вяло кивнула в ответ. Сергей поймал себя на мысли, что пришёл с пустыми руками. «Надо было хоть конфет медсёстрам купить».
Вот и Наташкина палата. Одноместная и до ужаса крошечная. Маленький печальный мирок, отделяющий её обитательницу от громадного счастливого мира здоровых людей. Белая казённая дверь с порядковым номером сорок два. Сергей застыл перед ней, не решаясь войти. Вчера всё случилось… В четыреста двадцатом. Он оглянулся на медсестру.