Я опять отвлекся, пардон, мадам и месье, милостивые сеньоры. Будьте снисходительны к простофиле, слуге инквизитора и напомните, о чем мы беседовали ранее… Ах, да! Озерный край… Это важная страница в нашей жизни.
Прибыли мы в Озерный край. К повседневным делам добавилось знакомство с травами, цветочками, корешками, деревьями и прочими дарами красавицы Флоры. Обычно Господин, направляясь по делам, вдруг наклонялся, срывал какую-то былинку и совал мне под нос.
– Запомни, Санчо, на вид, цвет и запах. Это уникальное растение, коих больше нет нигде…
Далее следовал рассказ, почему эта скромная былинка вся такая чудесная, как ее называть, в какую пору года сорвать, как высушить. И, конечно, с какими стихиями связана эта трава и что ею обычно врачуют. Все это рассказывалось на ходу, как бы между прочим, чтобы скрасить долгую дорогу. Но через несколько дней следовал приказ: отыскать, сорвать, принести. И не дай, Боже, если бы я весной сорвал растение, которое надлежит собирать летом или осенью! Я не люблю огорчать своего Господина, ему и без меня хватает забот.
Искусством траволечения и прочими премудростями врачевания, изготовления зелий и даже ядов Господин владел в совершенстве, тут равных ему не было. Не раз я был свидетелем его бесед со знахарями, аптекарями или монахами-лекарями. Помню, как вернувшись из зачумленного города, он рассказывал монаху-антонианцу из Госпитального братства, как мы избежали хвори. Брат лишь восхищенно качал головой, ахал и в конце возопил: «Да от тебя, инквизитор, сама госпожа Чума бежит, как от чумы!».
Вы не забыли про «бац»? Я – нет. Выполнял ли я обычные дела, отправлялся ли в леса или поля за очередной чудесной былинкой, я постоянно был начеку, шарахаясь от каждого звука в сторону. Из-за любого дерева мог выскочить Господин и – бац! Да-а, по-моему, «бац» продолжалось бесконечно долго. Получив днем пару-тройку раз по хребту палкой, я отчаивался. А ночью, лежа на тюфяке или сене, вспоминал слова Господина: «Ты должен стать последним слугой инквизитора!». Это немного вдохновляло и давало надежду, что я смогу, я должен почувствовать инквизитора.
В Озерном крае мой Господин вел себя довольно необычно. Встречался с разными людьми, подолгу беседовал с ними, выясняя какие-то подробности, а затем все записывал – занимался писаниной, как он однажды выразился. Очевидно, у него была какая-та тайная миссия, знать о которой следовало только посвященным.
Как-то мы несколько дней добирались до отдаленного селища, состоявшего из нескольких добротных, рубленных из темных бревен, домов. Один такой дом мы и заняли. Мой Господин часто был занят своей писаниной, а у меня было больше свободного времени для раздумий и практики