– Хорошо. Сам не знаю почему, но я тебе верю. Только не вздумай мне лгать и впредь. Я все-таки буду присматривать за тобой. Скоро приеду к тебе в Фейсуэлл, так что жди в гости. – Донован сел в седло и развернул коня, чтобы ехать обратно в Веллингтон, но на секунду помедлил. – Капор моей сестры тебе очень к лицу, Хонор Брайт. В детстве у нас с ней было такое же одеяло, таких же цветов. – Он цокнул языком, и конь сразу взял с места в галоп.
Хонор было неприятно, что он говорит ей такие слова.
Далеко на дороге показалась другая повозка. Хонор помогла Адаму подняться, чтобы он не позорился еще больше, лежа в пыли на глазах незнакомцев. Он морщился, держась за запястье.
– Перелом или растяжение? – спросила Хонор.
– Думаю, всего лишь растяжение. Надо только потуже перевязать. – Адам покачал головой, глядя на вещи Хонор, разбросанные по повозке. – И что он надеялся тут найти? Он же знает, что мы не везем ни спиртного, ни табака. И вообще ничего ценного. – Он озадаченно посмотрел на Хонор, которая успела поднять с земли его шляпу и теперь стряхивала с нее пыль.
Она протянула шляпу Адаму.
– Донован искал беглого раба.
Адам глядел на нее до тех пор, пока ему не пришлось отступить в сторону, давая дорогу приближающейся повозке. Он не произнес ни слова, когда они с Хонор снова усаживались в повозку и когда Хонор перевязывала ему руку одной из своих шейных косынок. И только когда они двинулись дальше, Адам откашлялся и произнес:
– Похоже, ты быстро осваиваешься в Америке. – И его голос звучал недовольно.
Фейсуэлл, Огайо
5 июня 1850 года
Дорогие мои мама и папа!
Путешествие из Бридпорта в Фейсуэлл было долгим. И самое лучшее, что ожидало меня в конце пути – ваше письмо. Адам Кокс говорит, что оно дожидалось меня две недели. Как получилось, что оно прибыло раньше меня, хотя должно было проделать такой же путь? Увидев твой почерк, мама, я не смогла сдержать слез. И хотя письмо было написано через неделю после моего отъезда, я читала все новости с истинным наслаждением, потому что мне чудилось: я по-прежнему дома и принимаю живое участие в жизни общины. Но дата, проставленная в письме, послужила мне напоминанием, что все, о чем ты тут пишешь, происходило два месяца назад. Подобная задержка смущает разум.
С глубоким прискорбием вынуждена сообщить, что Мэтью Кокса больше нет с нами; месяц назад он скончался от чахотки. Это означает, что та семья в Фейсуэлле, к которой я теперь принадлежу, нынче разительно отличается от того, что предполагалось вначале. Вместо двух супружеских пар остались мы трое, связанные друг с другом весьма непрочными узами неубедительного родства. Все это очень неловко, хотя я тут недавно,