И вотъ теперь дошло дло до того, что, увидавъ ту женщину, которую онъ любилъ, которая его любила и которую онъ безжалостно погубилъ и бросилъ, онъ не сразу понялъ свое преступленіе передъ ней.
Первое и главное чувство, овладвшее имъ теперь, было страхъ позора, если бы она узнала и указала его, и страхъ того, что это дойдетъ до Кармалиныхъ, и его предполагаемая женитьба разстроится.
Теперь, когда встртилась эта возможность препятствія его женитьб, его сомннія о томъ, сдлать или не сдлать предложеніе, прекратились, и онъ только боялся того, что его поступокъ съ Катюшей узнается всми и въ особенности чистой, благородной Мисси. Теперь его занимала больше всего мысль, какъ бы скрыть свое прежнее отношеніе къ Катюш и вмст съ тмъ сколько возможно помочь ей. «Оправдать ее или смягчить наказаніе и потомъ отъ неизвстнаго послать ей денегъ»… думалъ онъ.
Правда, было еще въ глубин души его чувство, не то что раскаянія, но отвращенія къ себ, гадливости передъ собой, но чувство это такое маленькое, не слышное, а чувство страха, стыда было такое большое, что это чувство недовольства собой было почти незамтно.
* № 21 (рук. № 11).
<А между тмъ отвтъ этотъ находился при дл, зашнурованномъ на стр. 154. Отвтъ этотъ находился въ отношеніи Губернскаго правленія къ слдователю о выдач фармацевту Блоку 19 р. 78 к. за реагенціи, употребленные имъ для изслдованія внутренностей купца Смлькова. Изслдованіе этихъ внутренностей стоило фармацевту не боле 80 копекъ, а онъ требовалъ и получилъ 19 р. 78 к., и потому понятно было, для чего онъ такъ старательно описывалъ результаты изслдованія. Точно тоже соображеніе относилось и къ городскому врачу, писавшему протоколъ; точно тоже относилось и къ секретарю, и прокурору, и предсдателю, и членамъ судебной палаты, и составителямъ законовъ, по которымъ все это длалось, получающимъ свои десятки, сотни и тысячи каждое 20 число.>186
* № 22 (рук. № 11).
«Какъ она расширла, – думалъ онъ, – откуда взялись эти широкія, одутловатыя щеки, эта подпухлость подъ глазами? Складъ губъ тотъ же, но какъ измнилось ихъ выраженіе. То было дтское, невинное, радостное, а теперь чувственное и мрачное. А главное – глаза. Нетолько нтъ того прежняго ласковаго, радостнаго и стыдливаго выраженія, а, напротивъ, что то остановившееся, наглое, безстыдное и скоре сердитое. И косины стало больше. А шея? Этотъ ужасный голый, блый столбъ шеи, который она выставила, очевидно нарочно откинувъ воротникъ халата. И выпущенныя изъ подъ арестантской косынки пряди черныхъ волосъ. Это – это другая. Другая? Но кто же эта другая? Вдь женщина эта несомннно