Ещё я не могла не заметить, как крепко он сжимал мою ладонь, какой напористой была его хватка. Когда он наконец отпустил меня, я ощутила холод и одиночество.
Я протиснулась между скрипучих диванов и плюхнулась на блестящие подушки, знавшие лучшие времена. Кэмден сел рядом, и наши ноги соприкоснулись. Отсюда был виден весь бар – отличное место. Хотя близость Кэмдена меня смущала. На этот раз я решила выбрать тему для разговора и спросила, как ему живётся в Лос-Анджелесе, лучше или хуже, чем в Палм-Вэлли.
– Мне там нравилось. – Он задумчиво кивнул, сжав полными губами соломинку. – Нравились пляжи, погода… зимой достаточно тепло, летом достаточно прохладно. Нравилась культура, бары, шоу, даже люди, когда не вели себя как засранцы.
– Тогда почему ты переехал?
Он чуть сузил глаза.
– Долгая история. И… сложная.
– Мой любимый тип историй, – сказала я, побуждая его говорить.
– Если коротко, тут было проще и выгоднее открыть салон.
Я придвинулась ближе, смерила его пристальным взглядом, стараясь не вдыхать его пьянящий запах слишком глубоко.
– И я хотел начать всё сначала. Ты ведь тоже за этим приехала.
Я вопросительно посмотрела на него.
– Почему ты решил, что я хочу начать всё сначала?
– Разве не за этим люди возвращаются в прошлое?
Наши глаза встретились. Оба мы старались раскусить друг друга, распознать скрытый смысл слов.
– Ладно, тогда почему ты захотел начать всё сначала? – спросила я, не отвечая на его вопрос.
Он облизнул губы, опустил глаза, стал рассматривать свои руки, крутившие стакан. Я пыталась не думать о его руках, тяжёлом серебряном кольце на большом пальце правой руки, веснушках у костяшек. Кажется, у меня внезапно появился новый фетиш.
– Тяжёлый развод, – наконец ответил он. – Я не мог больше жить с ней в одном городе.
Я не знала, почему меня так удивило, что он был женат. Почему бы и нет? Хотя нам было всего по двадцать шесть, он был слишком красив, чтобы не попасться в капкан.
– Ой, – сказала я, не зная, что ещё сказать. – Мне очень жаль.
– Да, и мне тоже, – он переключил всё внимание на сцену, на лохматую группу в обтягивающих джинсах. – У нас к тому же общий сын.
Это удивило меня ещё больше. У него сын? Я почувствовала что-то странное. Разочарование? Ревность? Трудно было сказать точно, но явно что-то неприятное.
– Сколько ему лет? – спросила я.
– Три с четвертью, – сказал Кэмден с улыбкой. – Его зовут Бен.
– Красивое имя.
Его глаза зажглись гордостью, улыбка стала шире.
– Спасибо. Она добилась полной опеки, и она меня ненавидит, так что я вижу его реже, чем мне бы хотелось. Но по крайней мере я стараюсь платить больше алиментов, чем положено. И письма ему пишу. Так что не такой уж я паршивый отец.
При словах об алиментах по моей спине прошёл