Князь замолчал.
Радостные крики победителей раздавались всё громче.
– Все-сла-а-ав! – неслось над рекой.
– Как тебя зовут?
– Полесич.
– А тебя? – князь повернулся к уцелевшему телохранителю.
Тот от удивления вздрогнул. За все долгие годы его службы князь впервые обратился к нему не с приказом, а с вопросом.
– Нащока – ответил он, чуть помедлив.
Князь хмыкнул. Подходяще…
– Будешь вместо него – кивнул он Полесичу на убитого телохранителя. – Обоим по большой золотой похвале.
Те благодарно наклонили головы.
– С победой, князь!
Мимо пронеслась группа из нескольких воев. Где-то неподалёку златовласый бард уже цитировал слащавым баритоном свои новые вирши, подыгрывая себе на гуслях.
Князю подвели отдохнувшего мышастого жеребца. Саврасый был тяжело ранен – меч варяга перебил ему крестец – и, похоже, его предстояло добить.
Всеславу помогли снять кольчугу, и освободится от поножей с наручами. Он взобрался в седло и окинул взором победное для себя поле боя.
По речному льду радостно гарцевали гридни. Над их строем трепыхался цианово-синий прапорец с двусторонней секирой. Кто-то поднял и упавший трёххвостый сине-серебряный стяг.
Снова откуда-то появились бравые кудеверские мужи. Сообразив, что дело повернулось в пользу их союзника, они, что есть сил, бежали обратно – обдирать убитых, пока этого не сделали другие.
Почти на самом горизонте от войска победителя удалялась фигурка всадника – неудачливый полководец тоже покидал поле боя.
Над рекой тем временем уже нёсся новый клич:
– На Пле-сков! – На Пле-сков!
Князь пришпорил мышастого и поскакал в сторону реки – к тому месту, где развивался его стяг.
Мёртвые глаза Кисляка невидяще смотрели в хмурое зимнее небо, по глади которого парил чёрный ворон. Его собратья уже осмелели и потихоньку подбирались к месту битвы, готовясь устроить пиршество.
Безжизненная ладонь молодого кметя разжалась. По земле рассыпались несколько подмёрзших ягод черёхи.
– На Пле-сков! – На Пле-сков!
Окрестности Плескова
Большой аспидно-чёрный ворон гордо парил по глади хмурого зимнего неба. Солнце ещё не показалось из-за виднокрая, и в предрассветных сумерках он казался всего лишь тёмным пятнышком на и без того мутной воздушной толще.
Внизу расстилалась бурая холмистая равнина, разрезанная в нескольких местах светлыми полосками леса. В низинах лёгкой белёсой дымкой растекался холодный утренний туман.
В зрачках птицы отражались ряды шатров и палаток походного воинского лагеря, разбитого на возвышенности – внутри широкого кольца из составленных вместе обозных саней.
Становище, казалось, вымерло – его обитателей нигде не было видно. Только кое-где тлели угли кострищ, которые никто не поддерживал.
Зато