Тёплое золото в хрупко-розовой колыбельке Теодора & Саломеи. Святочные рождественские песни. Денис Сергеевич Шпека

перемен,

      даря болезненные цветы,

      и дыши на лепестки.

      Мне жаль.

      Тогда мне показалось, что оно могло бы стать настоящим третьим в цикле «Июльское интермеццо» из девяти стихотворений, пронумерованных 1, 2, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10. Парфюмированное маслице я сделала сама, собирая всё воедино, когда плавала в ванной с мамой вдвоём, но заменив те красивые розы на ещё более красивую, турецкую. Теодорину.

      Я много думала, как мне избежать его чувства вины за сновидение длинною в крохотный нарисованный кружок Сансары, к высшему творению которого он не должен иметь никакого отношения. Потому с каждым согревающим касанием, разглаживанием масла по коже младенца и втиранием вглубь её, я просила прощения за положение, просила возможность этого просто не родиться. Мне особенно мечталось, чтобы Теодор ни за что на свете не испытал его на своё день рождения, что каждый год гряло в самый нежный день зимы – праздник тринадцатого января. Этот год стал первым из сотен грядущих, которые мы проведём вместе, и я беспрерывно размышляла, как исполняются такие мечты, когда ты совсем рядом: ведь я могла гладить его круглые сутки, в которые он, родненький, станет старше на год, и ночью я буду касаться его повзрослевшего; я могла купать его на клеёнке долго-долго, и всё на свете – шампунь его сатиновых волос, которые бы я в тот же день постригла, гель для тела, что не щипит даже закрытые глазки, – были бы парфюмированы точно как волшебное маслице. Но ещё осенью я стала готовить кое-что.

      Я занялась музыкой. Когда идея с импровизацией пришла ко мне в голову, я попросила маму и папу подарить мне на праздник простое фортепиано. По секрету, так же принимая ночную ванну с бомбочкой в виде бабочки, я рассказала маме обо всём: когда наступит день рождения, я стану играть бесконечно, часто закрывая глаза и попадая в мир души Тео, ведя её мелодией, пришедшем мне во сне путём на свет. Не знаю, открывала ли она только наш секрет папе наедине, но в следующие месяцы он помогал мне, даже когда оставлял, отпускал из рук маму после занятия любовью ради меня, которой глубокой ночью не спалось. Одной такой ночью в новолуние папа показал мне концерт Рахманинова, где я от рождения умела слышать гармонии, а он брал мои ручки и клал на нужные чёрные, белые клавиши в каждой октаве. Я всей душой старалась объять необъятное, глубже узнавала себя в Шопене, Скрябине.