– Разве иначе бывает?
– Словно он не понял мой вопрос, он удивился ему, но нашёл, легко произнёс ответ:
– Нет. Совершенно никогда нет, доченька.
Вернувшись к Теодору, я увидела, как нежно Золото, скрестив лапки, играет с игрушкой, её плюшевым розовым фламинго. Крылышки птицы пушились – она начинала её ощипывать, раскладывая пух в мягкие облака, обнимавшие стопы Тео. Словно стараясь никого не разбудить, я побрела к окну на секунду, чтобы проследить, что дверцы Спаса на Крови открылись для отца, и присела на кровать, глядя на набережную исцелимых сквозь начавшийся сильный снегопад. Вновь взяв его за ручку со спинки, наощупь, я сидела так долго и не оборачивалась, просто поглаживая её и засыпавшую собаку. Почти сразу я чувствовала на себе взгляд братика, но не могла пошевелиться, совершенно не хотела оборачиваться, чтобы убедиться, что он… Вместо это я представляла – воспоминания проливались внутрь меня диким высоким водопадом, орашавшим мир.
Всю следующую жизнь мы были просто счастливы, исполняя все наши мечты, и каждую ночь видели южные сны, поэтому мне велено рассказать всего об одном моменте этой жизни. Когда мне было шесть, почти семь лет, папа, мама и я (мы вместе) попросили особенного ребёнка из детского приюта. У нас всё получилось. Всё внутри меня любило всё внутри его, и когда настал день решения, невероятный момент предчувствия начала новой жизни, в которой не закончилась эта, я тоже танцевала босиком и после – сильно молилась. Его особенности, а для меня они идеи, были и будут невообразимо прекрасны, и станут моим голосом и голоском моих детей в этом мире, когда меня не станет. Мы никогда не сдавались. Ни-ког-да. И когда ему наступило столько же бесконечных лет, сколько было мне, когда мы впервые встретились, он больше всего мечтал пойти в обыкновенную школу. Я это чувствовала, как и ощущала разрешимую для меня неразрешимость моих мамы и папы, неизменно любящих эту жизнь и весь этот счастливый мир. В августовский вечер, я прокралась в его комнату и надела кристалл со своей груди на его, предварительно попридержав его светлую голову. Будучи прозрачным и с узорами внутри, как моя любовь, на нём он засветился и стал драгоценным, розово-золотым. С тех пор он, наш свободный Теодор, посещал школу, потому что мечтал уже не только в стенах дома, но везде, не боявшись одиночества.
От дрожи надежды, я наконец свернулась клубочком между ними, чувствуя, как сквозь меня произрастает чудо, и повернулась к Тео, обхватив его лицо ладонями. Я плакала от счастья, слыша как без слов мама и папа через комнату занимаются любовью в день своего навеки вечного Рождества. Я плакала, потому что знала, что мой Теодор – следующий, и во имя грядущего я наконец поцеловала его в точечку между лбом и переносицей.
Вскоре полная тишина заполнила наш дом праздника, волшебный дом. Я проснулась случайно и спустилась вниз,