Тёплое золото в хрупко-розовой колыбельке Теодора & Саломеи. Святочные рождественские песни. Денис Сергеевич Шпека

совершенно никто не жил – до того, как проснуться, он уснул, замёрзнув до сна в Финском заливе на Ласковом пляже. Мой Тео спасал собаку, что спит теперь около, положив голову ему на грудь, и иногда, лишь иногда приходит ко мне, чтобы рассказать как растёт чистое сердце, что ни на секунду не остановит свой ход, приближая момент пробуждения. Я назвала девочку Золотом, мы с Тео успели об этом поговорить, пока вчетвером укутывали его на этой кроватке сразу после того, как он пообещал нам скоро проснуться. Никто не слышал этого, но в долгую-предолгую наступавшую ночь закрытыми веками и губами попросил меня отныне любить их только вместе. Его спасённая нежность, она была беспородной породы, но самой благороднейшей, и несомненно зная, как оставаться навеки-вечные преданной собачьей верностью ему одному, Золотце всё равно слушала мои рассказы о том, как поистине бесценен Теодор.

      Я слышала как в дверь позвонили, когда захотела попросить её выбежать ненадолго на набережную и погулять, глядя в камин с большими догоравшими спичками. Прежде, чем они оказывались внутри, я всегда брала несколько и раскладывала перед Тео наверху. Прикасаясь к каждой, держа его за тёплую руку, я закрывала глазки так же, как были призакрыты его глаза, и представляя мечту за мечтой, только его бесконечное вдохновение, я уносила спички-фантазии вниз, и загорала их ярко-ярко от дровишек, что были наколоты в камине. Именно так и в сегодняшний вечер, я дарила ему сон о предрекаемом венчании мамы и папы.

      Выпустив из ладошек тёплое недопитое кофе и поставив его ближе к огню, я взяла берет и поводок, и мы побежали к Спасу на Крови, чтобы нарисовать для небес один шестилапый кружок. Рождественский дождь медленно превращался в снег, что очень тихо укладывался на Петербург, а я всё это время думала об одной песенке, стихотворении про колечко и слезу, напевая её под следы на свежем снегу, что мы оставляли с малышкой:

      Пролитую слезу

      из будущего привезу,

      вставлю её в колечко.

      Как и всегда в позднюю осень и зиму, я делила следы на три, чтобы каждым нежным шагом знать, что с нами тоже гуляет Тео. В носу у меня, никуда не исчезая, звучал запах православного ладана, и именно он встретил нас, заполнил всю нашу квартирку, когда мы побежали назад, белыми сапожками наверх, по ступенькам. Тусклый свет больше не горел, его одна за одной заменяли церковные свечи в углах комнаты, освещающие новые цветочки в вазах, не связанные вместе: амарилиссы, белые розы, каллы, лилии. Воздух в комнате очень увлажнялся, высокие окна легко запотевали. Я взглянула на маму, нежнее нежного покинув этот мир: её платьице из первого чистого снега, первой любви, над котором она работала бесконечно долго, весь этот укромный год, – оно всё это время предназначалось для обряда, но я совсем не догадалась, только теперь увидев и поверив. Мама опоясала его закатно-розовым поясом, что и я, и Золотце отыскали на Ласковом пляже, когда впервые после неслучившегося