Но заключённый под номером Х-12/22 смог еле заметно шевельнуть мизинцем левой руки. Он сидел посреди метровой ячейки, с потолками высотой полтора метра, прикованный (что выглядело издёвкой в его состоянии) к металлическому креслу. Его руки, ноги и голова, опоясывали титановые крепления, фиксирующие тело, создавая образ заключённого, которого пристегнули к электрическому стулу и вот-вот пустят разряд. Из небольшого отверстия на потолке лианами свисали провода и трубки, пронзающие его тело. По этим трубкам поступали растворы, питательные вещества, и, конечно, элемент Х. Провода фиксировали его мозговую и мышечную активность, которой, по правде говоря, не было.
До того дня.
В полубредовом, сонном состоянии заключённый не мог говорить. Не то, что говорить – мыслить. Он не помнил, кто он и откуда. Иногда только в его голове крутились страшные образы: неизвестные ему люди, с ужасом и страхом в глазах, умирали раз за разом страшной смертью. Их мёртвые, стеклянные глаза вновь и вновь возникали перед ним, но кто эти люди и почему их так жестоко убивали, заключённый понять не мог.
Иногда его отключало. Он понимал это, когда наступала тьма. И во тьме этой сначала ничего не происходило, по крайней мере, он этого не помнил. Но однажды вместо привычной тьмы перед ним появилась миловидная женщина. Она стояла перед ним такая маленькая, не больше двух дюймов ростом, а он, заключённый, был гигантом по сравнению с ней. Вокруг мелькали цифры и знаки, которые ему были не интересны. Ещё был темнокожий старик, и мальчишка, и светловолосый парень. Все они видели его, а он не мог понять, почему испытывает к ним отвращение. А ещё он сиял. Ему казалось, что он сиял, и свет, исходящий от него, озарял всё вокруг. Объяснить это можно было лишь тем, что смотрители камеры «12» что-то добавили к опиумной смеси. А потом он еле заметно шевельнул мизинцем левой руки. Почувствовал внутри, как мозг посылает небольшой разряд по его телу, чтобы мизинец чуть шевельнулся.
В его голове звучало только одно слово, значение которого он не понимал…
Зитс.
Глава 2. Старик и город
1
Ночь слишком сильно ощущалась на пересечении Челленджер-стрит и шестой. Какой-то хулиган, которых в Карстоне явно меньше, чем в Энджелс-Хоуп или Роккерс-Вэллей, разбил один-единственный фонарь на перекрёстке. Мэрия города уже третий год обещала обновить фонари, заменить плафоны на непробиваемые, но зачастую находились статьи