Расставили, я очень старался, но опять выиграл. Хозяин мой закручинился и посоветовал мне пойти по своим делам. Я обратил его внимание на его исключительную щедрость, природную доброту натуры и отчетливо сквозившее благородство души. Это заставило хозяина снова обдумать свое решение, и он предложил мне сыграть еще одну, проверочную партию. Полторы недели на улице живо стояли перед моим умственным взором, я слегка волновался и поэтому, наверное, недостаточно внимательно следил за игрой. И опять выиграл. Положение стало вполне критическим, но спас меня, разумеется, именно хозяин.
Пока я с горечью вспоминал упущенные возможности – можно было вот тогда отдать ферзя, недоглядел, а вот тогда можно было не заметить атаки, – хозяин вдруг встрепенулся и выбежал вон, приказав мне: «Сиди!». Вернулся он быстро, и привел с собой троих мужиков – друзей и соседей. На ходу он объяснял им, что приблудился ему москвич. Он его из жалости пустил к себе, пусть живет, и вот только что он, хозяин, обул москвича в шахматы пять раз подряд. Но, впрочем, москвич играет неплохо, и они, его всегдашние соперники, которые до сих пор нагло обыгрывали его, пусть-ка попробуют, так сказать, справиться с меньшим братцем, а он посмотрит. У него получилось – соседние мужики садились за доску один за другим, и довольно скоро вылетали, подбадриваемые моим изрядно повеселевшим хозяином. Не то чтобы я хорошо играл – но все-таки что-то кроме фронта пешек изобразить мог, а у них это было основное средство – пешку в ферзи провести.
Выкинув всех разбитых соседей вон из дома, хозяин повелел им учиться играть, подобрать сопли и не показываться ему на глаза, пока фигуры двигать не научатся. Мне же он величественно разрешил остаться – с непременным условием играть в шахматы с теми, кого он, хозяин, пригласит в гости. Терять было нечего, и я согласился. Сразу скажу, что условие я выполнял честно, играл со всеми – кажется, хозяин перетаскал в гости всех строителей, бульдозеристов, шпалоукладчиков и бетонщиков округи. Иногда было трудно, но полторы недели я там прожил.
Хозяин, раздобрившись, щедро предложил мне питаться вместе с ним, но поскольку еда его состояла в основном из водки с хлебом, я старательно уклонялся от совместных трапез, предпочитая прогуливаться в окрестностях Сахалинска и собирая жуков. Препятствовало этому невинному экскурсированию только досадное чувство голода. Когда это начинало мешать всерьез, я находил булочную и покупал батон – стоил он тогда около 20 копеек, так что голодная смерть мне не грозила.
На