Великие музыканты-исполнители из «черты оседлости» России. Юрий Зильберман

(правая рука) был более «плотный», а в франко-бельгийской школе – более «воздушный», слушая записи, скажем, Эжена Изаи (Венский каприс Ф. Крейслера) – не верится, что его звук – «мелкое держание, звук изящный, но небольшой», как утверждает Н. Школьникова. Не могу назвать звук Эжена Изаи «небольшим». Хотя Лев Цейтлин, ученик Л. Ауэра, создатель «Персимфанса», всегда подчеркивал роль правой руки: «Он (Л. Цейтлин. – Авт.) всячески подчеркивал, что не надо выжимать звук из инструмента, а нужно словно доставать его. Это, разъяснял мэтр, ведет к совсем другому ощущению игры. Он всегда останавливал игру ученика, если не удовлетворяло звучание, говоря при этом: «Нет, это не звук, а «форс»; ты жмешь, тут нужен вес руки, а не форсированный нажим» [39].

      Все, написанное относится к скрипачам, альтистам, виолончелистам. А как же пианисты? Какие качества характеризуют приоритет в ХХ в. исполнителей, вышедших из черты оседлости?

      Охват целостного явления, особенно в крупной форме, звук – удивительное соотношение легатного и стаккатного, точность и искренность воспроизведения, техническое совершенство, «оркестральный» звук, репертуар от композиторов XVII в. до современности – вот основные составляющие их успеха.

      «Они умели все»3 – сказала мне педагог из консерватории, когда речь зашла о музыкантах-исполнителях прошлого века. Казалось бы, технические возможности в ХХI столетии шагнули вперед, представители Востока «шпарят» так, что никто и никогда так не играл. «Выигрывается» каждый звук, даже если умные исполнители его не играют никогда. «Изображать чувства» тоже научились. Штрихи? Помилуйте! Вот вам legato, staccatissimo, смычком вниз, – пожалуйста! Любые… Звук, форма – все есть… И звучит И.С.Бах, как Р. Шуман, а Ф. Шуберт, как И, Брамс.

      И никто не «пропевает» свободной рукой, упиваясь каждой фразой, как Г. Гульд, и никто не повторяет двести раз верхнюю сексту, чтобы она «прозвучала фанфарой», как Д. Ойстрах.

      Репертуар «великих ХХ в.» обширнейший: И.С.Бах, В. Моцарт, романтики и ВСЕ современные композиции, вплоть до мало известных в СССР У. Уолтона, М. Кастельнуово-Тедеско, Л. Грюнберга – входили в репертуар Яши Хейфеца. Современник Я. Хейфеца, В. Горовиц играл в одном концерте И.С.Баха и Н. Метнера, К. Шимановского, М. Равеля и С. Прокофьева, вслед за Ф. Листом. Действительно, они умели все!

      ***

      Перейдем к более «поздним» ипсолнителям. Еще в 30-е годы наметился «великий перелом»: тысячи представителей интеллигенции были подвергнуты репрессиям, а существование жесточайшей цензуры замедлило развитие литературных процессов. Среди молодежи больших и малых городов СССР практически не было (может быть и были, но очень маленький процент) людей, не почувствовавших на себе, своей карьере, жизни, сталинские репрессии 1935—1940 годов (а точнее – 1934, сразу после XVII съезда КПСС, и до начала Великой Отечественной войны). В истории России (и бывшей и будущей, имея в виду СССР) было два «взрыва» интеллектуальной «высвобожденности» – февраль –