Глубоко вздыхаю и встаю в самом дальнем углу палубы. Облокотившись о перила, разглядываю мутную воду и вижу в ней своё отражение, тронутое рябью.
Денег на более дорогие развлечения нет, их нет даже на то, чтобы купить продукты и приготовить что-то новое, потому что я экономлю. Недельный срок моего отстранения от работы закончится через два дня, а я так и не нашла дополнительную подработку. Только официанткой, но я боюсь, что не справлюсь. Дело не в том, что это грязная работа, а в том, что за последние дни я чувствую себя очень разбитой и постоянно сонной, ведь ночами мучаюсь от бессонницы и дремлю только под утро. Амалия пытается как-то привести меня в чувство, узнав о том, что случилось со мной. Но я попросила её просто оставить меня в покое. Я, на самом деле, не жалею ни о чём. Я не горюю и не плачу, только иногда, когда чувствую себя очень одиноко по ночам, вспоминая о том, что Николас сейчас с другой. А потом ругаю себя и беру в руки, заставляя спать. Но я не знаю, что мне делать дальше. Я не знаю, и всё. Мне придётся поговорить с Дэйвом и попросить его дать мне хотя бы три съёмки в неделю, а не одну. Я не выживу на сто долларов в неделю. Мне нужно по счетам платить: за квартиру, интернет и аренду земли, на которой стоит дом. Надеюсь только на понимание и человечность Дэйва, но если ему приказано меня уволить, то вряд ли я что-то изменю. А самое обидное, что боль такая же тихая. Она не стала острее. Не стала ярче. Не стала явной. Она внутри. Тихо и монотонно просыпается и засыпает со мной. Мне плохо. Чертовски плохо одной и в такой ситуации. Теперь я ещё и Ллойдов, вернувшихся с отдыха, избегаю. Они приглашали меня вчера к себе на ужин, а я сослалась на работу. Я не хочу видеть их. Никого не хочу видеть. Странно, что мне вроде бы одиноко и в то же время никто не нужен, кроме одного-единственного человека.
Ёжусь от прохлады, одетая в одну лёгкую футболку, потому что одежду постирать не удосужилась, и все кофты грязные. Мои волосы развевает ветер, я еду на остров, чтобы немного побродить и не знаю… я не знаю, зачем туда еду. Я просто знаю, что должна двигаться. В любом направлении. Не сидеть в квартире, не запирать себя в четырёх стенах, а двигаться, даже если этого не хочется. Я чувствую себя ужасно. И это даже не душевные раны, а физические. Все кости ломит. Зачастую к вечеру болит голова. Постоянная усталость от этой жизни. Серой жизни.
Смахиваю слезу, которая неожиданно появилась в глазах. Я не плачу. Мне просто больно. До сих пор больно. Сейчас, когда я плыву на пароме и стою в стороне от людей, мне невероятно жалко себя. Зачем-то вспоминаю отца, похороненного в земле, и мать, похороненную среди роскоши этого мира. Она исчезла. И от этого безумно обидно. Она бросила и меня, и Тейру на произвол судьбы, а сама, наверное, развлекается и радуется тому, что её муж покоится в гробу. Это страшно. Почему люди становятся настолько бесчувственными? Из-за ненависти? Она так сильна в нас? Не знаю, какой матерью была бы я, но, надеюсь, что хоть в чём-то буду лучше, чем она.
Меня душат слёзы. Я знаю, что