века является некий разноплановый процесс сравнения, включающий в себя как абстрактные, метафоричные горизонты так и какие-то прямолинейные, вполне конкретно обозначенные понятия, которые все вместе ёмко и продуктивно сосуществуют в одном кратком слове – суд. Суд – как изначальная форма анализа, он словно составной умысел корня каждодневных происков ментала, что неумолимо впитывает всё что надо и не надо. Ведь каждый человек, в силу своей природы постоянно пребывает в размышлениях, он безвылазно, даже в каком-то смысле обречённо стоит сознанием посреди перекрёстка информационных потоков. А к нему, к этому перекрёстку в свою очередь со всех сторон одновременно спешат мысли, идеи, факты, домыслы, фантазии, воспоминания, иллюзии.., и всё это совершенно натурально подвергается регулярному, возможно даже не однократному процессу взвешивания, суждения и вынесению приговора. Взвешивание той или иной ситуации, оценка происшествий, случившихся непосредственно с человек или с кем-то из окружения, а зачастую даже и вовсе с незнакомыми ему лицами, а случается и так, что чаши Фемиды этих внутренних весов человека колеблются над абсолютно вымышленной историей, что родилась где-то в плоскостях фантазийных реалий. Так или иначе, человек, совершенно неважно кем являющийся, мужчиной ли, женщиной, какого возраста, склада или социального положения, он думает, рассуждает и судит любую старую, новую ситуацию зримого или воображаемого характера исходя, конечно же, из своего персонального свода внутренних правил морального кодекса. Каков он есть этот самый кодекс? Сложен ли, прост? Как он устроен? Строг ли, где всё разложено по полкам или же напротив весь хаотично исписан вдоль и поперёк сумбурными и противоречивыми мнениями? А может там имеется и пара фраз начертанных на манжетах? В том-то всё и дело, что этот свод просто невозможно узреть, а тем более приобрести за так. Как ни крути, со всех сторон эта персональная мораль является неотъемлемой, эмпирической составляющей бытия человека. И даже нарочно взятая за основу чья-то чужая модель морали всё равно в каждой личности будет проигрываться персонально, по-своему и результат по итогу тоже соответственно будет различным. Будь то гонка за ходом времени или слепое подражание кумиру или же воспалённое стремление к нравственным, а может и, напротив, к безнравственным идеалам, навязанные кем-то или познанные лично, в любом случае процесс сплетения образует персональный образ суждения. Человек регулярно к себе примеряет чужие роли, ставит себя на место других и судит с позиции своего понимания ситуации и мира в целом, порой критично, не понимая позиции того, в чью образную шкуру он зачем-то влез и назначает оттуда свои правые линии при этом цитируя, величественно и совершенно бессмысленно при каждом удобном случае тезис о том, что правда у каждого своя. Что самое интересное, может даже удивительное, но явно неприятное это то, что человек в своём подавляющем большинстве труслив, его существо на протяжении всего пути повсеместно прибегает к малым и большим суждениям, как внутренним, так и социально проявленным взвешиваниям, но при этом он напрочь забывает о своём личном страхе перед судом. Боязнь показаться таковым и быть осужденным чьим-то сторонним мнением, попасть под расстрел взглядов и надолго погрязнуть в трясине вердиктов, конечно, является глубоким и порой острым аспектом жизни, но так или иначе это всего лишь рутина, поэтапная рутина познания мерно текущего пути. Но на фоне всей этой плеяды вспышек несколько поодаль внутри человека таится настоящая глыба неподдельного страха. Страх оказаться причиной заседания судебного процесса, где есть и прокурор, и заседатели, защита, факты, дела и прочие подробности. А будет ли этот суд реальный, основанный на уголовно процессуальном кодексе или же случится, быть может, Высший суд, на толках которого зиждется столько эфемерных скрижалей? По сути это не важно, ведь они схожи, практически идентичны и более того равны меж собой. И в правду, их структуры и цели до жути схожи, хоть и восприятие каждого субъекта в отдельности к этим двум судам различное, тем не менее, это никак не влияет на анатомию и механизмы суда. Да, одни считают более весомым и уж куда более страшным именно тот самый Высший суд, на котором, кстати, до сих пор никто так и не был ни в качестве свидетеля, ни в роли народного заседателя, ну или же на худой конец, в качестве простых присутствующих лиц, не говоря уж, конечно же, об участи самих подсудимых. И на удивление зачастую именно к этой категории относятся люди, наделённые какой-то особой то ли волей, то ли наглостью, то ли глупой долей дерзости, при всём при этом они нередко откровенно демонстрируют какую-то неприязнь, брезгливость или даже насмешливость к отнюдь не самому лёгкому решению обычного суда. А есть и напротив те, кто испытывает неподдельное волнение от этого самого земного суда, абсолютно не внимая, даже игнорируя и порой отодвигая все какие-то там заповедные правила на далеко второстепенный план. Наверное, это вновь можно отнести к персональной внутренней морали с безграничным правом на ее определение, но это не главный предмет внимания. Речь идёт об удивительной схожести, о предельной идентичности судебных заседаний, точнее заметить это касается не конкретно самих форм процесса, каких-либо внешних обстоятельств и причин, а скорее это относится к самой сути, к структуре, к итогам рассматриваемых дел. Разница
