– Хорошо.
Она подходит ближе.
– Ты постель не убрал, я убрала. А Сонька посоветовала отнести тебе поесть. Садись, я помогу.
Ольга может. Они все рукодельницы. Лидка позаботилась, но Ольга лучше всех. Однажды села со мной плести, словно свежей водой меня окатила. Такие узоры, такие блики вывела, что и в голову не приходили. И теперь так же. И минуты не смотрела на мои руки, и вот же, присела к столу и делает не хуже меня.
Я ем.
– Как думаешь, у Ксюхи все получится?
Я давлюсь яйцом.
– Почему ты не спросишь: как думаешь, у Марка все получится?
– Марк уже получился, – объясняет Ольга, – Он уже. Понимаешь, уже. Остыл.
– Умер, что ли? – пытаюсь я пошутить.
– Нет, – Ольга думает. – В другом смысле. Он уже холодный. Отлит. Его можно уже выколачивать из формы. Он уже не изменится. А если переливать, то надо плавить. А плавить, значит разогревать как следует. И без гарантий. Вот скажи, Ксюхе оно надо?
– Бесполезно, – говорю я.
– Что бесполезно, – не понимает Ольга.
– Бесполезно плавить, – говорю. – Если только расплавить и расплескать. Уничтожить. Стереть в пыль. Это да. Лучшее средство. А под другую форму бесполезно.
– Почему? – настаивает Ольга.
– Человек не меняется.
– Это как же? – она поднимает брови. – Ну, не становится лучше? Не меняется в мелочах?
– Мы же не о мелочах говорим, – поправляюсь я.
– Подожди, – она хмурится. – Но если был человек нормальным, а потом запил, превратился в мерзавца. А это что?
– Запить может каждый, а вот мерзавцем надо быть изначально, – объясняю я. – Давай так. Забудем о том, что с кем стало, и кто кем стал. Забудем об обстоятельствах и превратностях. Возьмем обычного человека. Представь его как… механизм. У него есть набор функций или опций. Что-то он может, что-то нет. Что-то делает хорошо, что-то не очень. В разных обстоятельствах работают разные его функции, но они все имеют место быть. И останутся.
– Человек не механизм, – не соглашается Ольга. – А если ты ошибаешься?
– Конечно ошибаюсь, – не спорю я. – В конкретных случаях. Но в целом, нет.
– И какой ты? – она смотрит на меня пристально, перестает клеить мои сумки. – Какой ты, вот неизменившийся с юности, один и тот же. Какой ты?
– Я? – думаю с чего начать. – Я обыкновенный. И единственный. Изнутри единственный. Наверное, эгоист. Латентный. Всегда казалось, что я один. Остальные – как проекция. Функция. Образы. А материальный, настоящий – я один. Я не поменялся, просто понял, что не один. Но эгоизм остался, он всегда найдет какие-то дырочки, чтобы устроить фонтанчик. Потом я ленивый, сомневающийся, одновременно наглый, но с умом, хотя умным себя назвать не могу. Глупостей наделал в жизни много. Многое вспоминать