очами зелеными хлопает.
И вспомнил Иван,
что чудо такое прежде видал.
Смотрит на лес,
а лес полный чудес:
всякая старушка
что соседка-подружка.
Все крошечные, зеленые,
гнилью моченные,
квакают, кряхтят,
на Ивана с испугом глядят.
И числом их не мерено,
и счетом не считано.
Все мелкие, пустяшные,
тихие, нестрашные.
Глядит он на них умилительно,
говорит он им повелительно:
– Кто вы такие,
дивы лесные?
Старшая старуха
Ивану на ухо:
– Не прогневайся, милый,
на старых и хилых.
Позволь слово молвить,
изволь слово слушать.
Я не старуха безродная,
а кикимора я болотная.
И не одна я такая —
со мною семья большая.
На болотах сидим,
болота сторожим,
запугиваем, заманиваем,
затапливаем, затягиваем.
Путник пройдет —
без следа пропадет.
Но мы только ночью сильны,
днем ни на что не годны.
Потому-то такие маленькие
кикиморы мы поганенькие.
Иван не удивляется,
только вдохновляется.
Силы в себе нашел,
над тварями власть обрел,
пред ними гоголем встал,
нос выше головы задрал.
Стоит, подбоченившись,
глядит, ухмыляясь.
Нечисть пред ним робеет,
шагу шагнуть не смеет,
взгляда его пугается,
слова сказать не решается.
Только самый старшой,
леший лесной,
смелости набрался,
ближе подобрался,
низко наклонился,
к Ване обратился:
– Кто ты есть, человече?
– Я Иванушка, я издалече,
из града великого,
града далекого,
с теремами высокими,
проспектами широкими,
машинами, магазинами,
барами, базарами,
бутиками, дискотеками
и прочими потехами.
Житие там привольное,
клевое, прикольное.
Иванушка вздыхает,
нос ниже опускает.
А леший дальше спрашивает:
– Ответь нам, коли не шутишь,
чьих кровей ты, стало быть, будешь?
Ванька криво улыбается,
сообразить пытается.
Леший, понимаючи,
Ивану помогаючи,
взглядом подбадривает,
словом подсказывает:
– По батюшке кто ты таков?
– По папочке, значит? Иван я Царев.
– Кровей, стало быть, царских,
знатных, боярских?
– А то как же!
А вы думали что же?
Да, я такой,
пацан я крутой.
Царь не царь,
а для вас государь.
Средь вас такой я один,
буду для вас господин.
Я грозен и строг,
чуть что – вмиг в острог.
Нечисть в пояс Ивану кланяется,
глаз зеленых