как резвая блошка.
А это не блошка, а дед,
в мышиную шкурку одет,
заместо кожи – кора тополиная,
заместо ножек – копыта козлиные,
на голове – рожки,
на ножках – лапти,
правый с левым перепутаны.
А сам дедок,
что малый сверчок,
на Ваню пугливо взирает,
зелеными глазками моргает,
руками-веточками помахивает,
жалобно попискивает.
И вспомнил Иван,
что чудо такое прежде видал.
Смотрит на лес,
а лес полный чудес:
сто дедов, как один,
друг от друга неотличим.
И числом их не мерено,
и счетом не считано.
Все мелкие, пустяшные,
тихие, нестрашные.
Глядит он на них умилительно,
говорит он им повелительно:
– Кто вы такие,
твари лесные?
Держит ответ
старший дед:
– Не прогневайся, добр человек.
Я уж пожил на свете век,
сам ума нажил
и другим одолжил.
Позволь слово молвить,
изволь слово слушать.
Я леший, старец лесной,
а это братцы лихие со мной.
Мы лес оберегаем,
путников пугаем.
Только зазря умиляешься,
над бедными насмехаешься.
Сила наша ночная,
силушка колдовская.
А днем мы сирые да убогие,
лешие козлоногие.
Иванушка дальше озирается,
про себя удивляется.
Видит, рядом с пеньком
пристроилась бочком
осинка кривенькая —
деревце хиленькое,
деревце корявое,
сухое и трухлявое.
А на том на деревце
сидит мала девица,
девица-невеличка,
ни рыбка, ни птичка,
с виду неприметная,
ни во что не одетая.
Заместо волос – листочки осиновые,
заместо ножек – хвостик рыбий.
Глазки змеиные —
искры зеленые.
Глядит на Ивана пугливо,
попискивает шаловливо.
И вспомнил Иван,
что чудо такое прежде видал.
Смотрит на лес,
а лес полный чудес:
всякая девица из них
похожа на остальных.
И числом их не мерено,
и счетом не считано.
Все мелкие, пустяшные,
тихие, нестрашные.
Глядит он на них умилительно,
говорит он им повелительно:
– Кто ты такая,
нечисть лесная?
Старшая девица
спешит объясниться:
– Не прогневайся, молодец.
Я ль не красавица?
Позволь слово молвить,
изволь слово слушать.
Я русалка лесная,
нечисть ночная.
На суку я сижу,
ворожбу ворожу.
Путника встречу —
горя накличу.
Но в пору дневную
я не колдую,
потому как чары русалочьи
сильны