Придёт зима, и будет белой ночь,
Устроят трубы мира перекуры,
Но рано или поздно встанет утро,
Таков закон, его не превозмочь.
Над белыми скульптурами домов
Взойдут, как боги, ласковые солнца,
Одно – звезда небесных чудотворцев,
Другое – бесконечная любовь.
Чугунные сны
Потеряна, сразу и начисто.
Ни капельки, ни лоскутка
Любви высочайшего качества,
Что продана влёт с молотка.
Скребётся, как мышь в потолочине,
Раздумий ночное хламьё,
До слёз и истерик охочее,
Суровое счастье моё.
И лязгают где-то, и клацают,
И бьют в боевой барабан
Чугунные сны-инсталляции,
И всякая прочая дрянь.
Как будто бы вовсе и не было,
Что нежностью принято звать,
Я просто болела и бредила
Так долго, что страшно сказать.
Ладьи благодати причалены,
Морщинами облик изрыт,
И плещутся в море развалины
Убитых до щепок корыт.
Город
Город, поужинав запахом тёплого хлеба
Из перегретых, распахнутых настежь пекарен,
Молча раскинул пустые, уставшие зебры
И раскурил фонарей золотые сигары.
Город ко сну собирается, стелет постели
Ровных ночных площадей, закрывает кофейни.
Нежно качает пушистые, сонные ели
На рукавах опустевших дорожек аллейных.
Город устал, и последние свечи задуты,
Нам до утра не увидеться. Что ж, поскучаю,
Спать остаётся недолго, на булки с кунжутом
Тесто замешено. Будут на завтраке к чаю.
Страшная сказка
Этот день позади. На пушистых и вкрадчивых лапах
Подбирается вечер под окна, спокойный и синий.
Всё настойчивей страх начинает по сердцу царапать.
Я наказана ночью, хотя перед нею невинна.
Она будет сегодня длиной в мезозойскую эру,
С ней появятся сны неминучей больной вереницей.
Ни начала у них, ни конца, и танцуют химеры
На горячих углях до утра, пряча жуткие лица.
Но как только рассвет разобьёт свою первую чашку
И прольётся горячим и крепким, карминовым чаем,
Раскрываю и окна, и двери свои нараспашку,
И серебряных труб голоса узнаю и встречаю.
Затрубят они звонко, прогонят проклятую нежить
И толпу оголтелых чудовищ в уродливых масках.
Я вдыхаю свободу, но только закатом забрезжит,
Они снова придут рассказать свою страшную сказку.
Грачи
Время застыло, уснуло в немыслимых позах.
В белом до самого неба, от края до края,
Ветер, усталый хозяин, присел на берёзу,
Струнами ветки стозвонные перебирает.
Дремлют, клювастые головы спрятав под мышки,
Чёрные угли грачей на высоких качелях.
Я