Том вернулся к наблюдениям.
Иногда по городу пробегали парные стрелки бликов: это были железнодорожные рельсы. В одном месте ему удалось приметить серые комочки дыма, взлетающие вверх над едущим локомотивом, а за ним, если немного напрячь зрение, можно было рассмотреть цепочку вагонов. Сверкающие полоски железных дорог сбегались в городе в одном месте и, скручиваясь в невообразимый для неспециалиста хаос маневровых ответвлений, скрывались под цилиндрическими куполами, накрывающими перроны миниатюрного, но настоящего железнодорожного вокзала!..
В городе была река, которая образовывала настоящее озеро. Поверхность водоемов блестела ослепительными чешуйками серебра, на свой природный манер забавляясь солнечными лучами.
Том покосился на камеру в ящике, подмываемый профессиональным азартом, но даже не шевельнулся в ее сторону. Еще садясь в самолет, он обратил внимание на предупреждающую надпись на перегородке, отделяющей салон от кабины пилотов:
Внимание!
Кино– и фотосъемка строго запрещена!
«Запрещено, запрещено, запрещено… Черт бы побрал все эти запрещения!» Журналистский пыл быстро остыл перед перспективой оказаться на скамье подсудимых. Тогда будет не до зуда в руках, а скорее до зуда в голове – как раз в том месте, куда угодит пуля палача. Невеселая картинка…
Самолет выровнялся и быстро пошел на снижение. Он шел курсом прямо на город, и нетрудно было догадаться, что и аэродром находится в городской черте. «Было бы просто здорово, – подумал Том, – если бы там оказался и фешенебельный аэровокзал!.. Кажется, я перестал удивляться и начинаю язвить».
Теперь город можно было рассматривать полностью, но тут ждало огорчение: примерно на расстоянии трех миль от трех «Эмпайр-Стейт-Билдингов» город неожиданно заканчивался. Этому внезапному завершению невозможно было даже подобрать определение. Просто сначало тут тебе все – дома, улочки, зеленый парк, автомобильчики у тротуаров, заправочные станции, «железка» с «живыми» паровозиками