Мыкола засмеялся искренне и откровенно, сверкая пожелтевшими от никотина зубами.
– Короче, Коля, – как-то официально и непривычно обозвал ракоторговца молодой человек, по-товарищески приобняв за плечи. – Иди домой и ставь заупокойные по безвременно ушедшей Демократии. И не забудь сходить в церковь, заказать молебен во царствие небесное упокоившейся в политических интригах Демократии.
Мыкола понял это буквально и с пролетарской наивностью вопросительным взором обнял Вовика:
– Чё, серьёзно?
– Шучу. Демократию уже давным-давно похоронили и отпели, пусть земля ей будет пухом.
– Шо, в землю заховали?
– В историю.
– Ну, будь здоров, – ракоторговец пожал руку молодого человека окончательно, недоумевая, как возможно закопать в историю вообще что-либо.
– И на посошок, – Жульдя-Бандя вдруг сделался серьёзным, как тёща пред тем, как впервые объявить зятю о том, что тот мерзавец. – Мы сегодня являемся свидетелями ритуального убийства социализма, прародителями которого были Томас Мор, Сен-Симон, Герцен, литературный пролетарий Белинский, который отправился к прародителям в грудничковом творческом возрасте – 37 годиков, и немногие другие. В политическом предбаннике в томительном ожидании грустит неокапитализм, проще говоря, недоразвитый капитализм, доктриной которого будут деньги, деньги ради денег, деньги во имя денег.
Жульдя-Бандя определил в рот раковую шейку и, жуя, продолжал:
– Если всё это привести к всеобщему знаменателю – от развитого социализма к недоразвитому капитализму.
Мыкола кивнул, выказывая полное согласие с доктриной молодого человека.
– Капитализм сожрёт последние остатки добродетели, которая, до недавнего времени, стояла по разные стороны баррикад с пороком. Сегодня мы часто свидетельствуем, когда добродетель, опускаясь с пьедестала гуманизма, трепещется в объятиях порока, не имея ни сил, ни желания противостоять демонам страстей и первобытным инстинктам. Фирштейн?..
Глава 21. Ветреный посетитель заканчивает паломничество на «Привоз»
Отягощенный пивом мочевой пузырь философа стал проявлять первые признаки беспокойства. Проходя по овощному ряду, на ящике с клубникой прочитал уведомление, начертанное красным карандашом на огрызке картона: «Буду, когда приду! Без меня не жрать и не пробовать!»
Жульдя-Бандя улыбнулся:
«И не спрашивать – почему!»
У торгующей цитрусом молоденькой, со вздёрнутым озорным носиком аборигеночки наш герой остановился, виновато вопрошая:
– Девушка, а вы не подскажете, где здесь