Когда Зина выносила котам еду, он просыпался, и, с трудом разлепив глаза и сфокусировав взор, наблюдал за заботливой женщиной. Эти наблюдения привели к непоколебимому выводу – она прекрасна! Зинка словно услышала мысли отдыхающего на скамейке, и вынесла ему бутерброд с любительской колбасой. Такого понимания дядька давно не испытывал, а знавал он, сирый и несчастный, от женщин, в своей жизни только упрёки да шантаж…
Стал он за Зинкой ухаживать и говорить всякие приятные слова, что-то типа «красивше вас, Зинаида, я женщин не встречал! А уж в отношении доброты, я просто испытываю потрясение”.
Зина расцветала на глазах. Во двор стала выходить не во фланелевом халате и видавшем виды фартуке, а в платьях, да всё в разных. Поскольку было их пять, то получался недокомплект «неделька», но пока надевалось последнее, первое из мужской памяти должно было уже стереться. На это и был расчёт. Зинка, конечно, опасалась, что мадам выбросившая мужичонку на улицу, одумается и заберёт назад утраченное. Но никто за мужиком не приходил. Звали героя Зинкиного романа Колей, и приятное знакомство стало плавно переходить в любовь. Она выплывает из подъезда, а он уже сидит на скамейке с букетом надёрганной на соседской клумбе оранжевой календулы. И не было для Зины ничего на свете лучше этого букета, поскольку ей вообще никто и никогда никаких календул не дарил. И не календул тоже. Ни разу.
В течение дня Николая не было, он куда-то уходил и что-то, видимо, делал, поскольку на скамейку возвращался навеселе. Зина была занята работой на почте. Когда утром она, выглядывая в своё окошечко, видела Колю, сердце ёкало от радости. Жених был на месте – никто не забрал, никуда не стащили. Надо было что-то делать. Пока она думала, решение пришло само. Коля, расшаркиваясь и извиняясь, словно датский принц, спросил, не будет ли она так добра, чтобы позволить ему у неё умыться. Забрезжил кульминационный момент их платонических отношений. Заботливая Зина устроила Коле банный день, договорившись с соседями по коммуналке. Пока Николай целый час вспоминал былое во вспененной ванне, Зина, смущаясь, пробежала по соседям и набрала чистой одежды, которой ей не могли не дать, помня о её щедром сердце. Искупанный и переодетый Николай стал выглядеть вполне прилично и даже хорошо.
В аккурат к его выходу из ванной на столе в Зинкином лифте уже дымилась варёная картошка, на тарелочке красовалась жирная селёдочка в прозрачных колечках лука и стоял, привлекающий к себе особое внимание, шкалик водки. Увидев такое к себе расположение, Николай понял, что именно так выглядит счастье. Жилплощадь, конечно, оставляла желать лучшего, но лифт был лучше скамейки. Всё необходимое в нём для полного благополучия имелось – диван, стол, два стула и старый изъеденный жучком комод. Наряды Зинкины висели по-простому на гвоздях, вбитых в белёную стену.
Николаево