Мы топтались в тамбуре. Стреляли покурить. Напоминали малых деток, чья мамка вышла на панель. Чтоб они не помёрли с голодухи. Сейчас вспоминаю: вообще-то не так, чтобы уж очень и смешно. По нынешним временам – быть нам всем в криминальной хронике.
А тогда Тер совершил невозможное. И выиграл, и живым ушёл, и деньги в клювике унёс, сводил нас никчёмных в вагон-ресторан, напоил и накормил! И тем сохранил свою и наши жизни для «действительной». Жук отматулил до института. Сержантом на Новой Земле. Тер отбывал под ружьё в Сибирь. Я – в Мурманск. Кирагуду – в Закавказский военный округ. Ванечка Леонтьев забрался дальше всех. На Чукотку. Савва влился, для укрепления, в знакомый нам Выборгский дивизион.
А в Таманской дивизии, наверное, так и остались в некомплекте. Без меня.
5. Последний перекрёсток
Взят билет на самолёт. Рейс «Ленинград – Мурманск». Будний день. Это точно. Не в выходные же прибывать в часть. Прибывать, а не являться. От глагола «являться» отучили давно. Является, мол чёрт. Почему-то эту безобидную истину в армии вбивают каждому в башку легко и быстро. А что-нибудь вроде: «не обижай новобранца»…
На Мурманск несколько рейсов. Ночных нет. Взял на дневной. Лететь – два часа с копейками. Торопиться некуда. Полярный круг и всё, что за ним, теперь от меня не убегут. А я от них?
Провожал меня небольшой круг друзей. Из Горного – никого. Все в эти минуты разъезжались. Или уже разлетелись. Были те, с кем не удалось мне выучиться на металлурга. Лёха-шланг заканчивал Макаровку. Тоже шёл под знамёна. Северного военно-морского флота. На три годочка.
– Может, свидимся где-нибудь на побережье Кольского? – предположил или предложил мне Шланг.
– Лучше в Мурманске. В кабаке, – выдвинул альтернативу, вроде я, а вроде и кто-то другой. Моими устами.
Петух, солнечно улыбающийся в те годы, прискакал. Отпустил огромную бороду. К тому времени бросил уже универ и год болтался по Сибири. С шабашниками. Припёр сладкую бутылку наливки «Спотыкач».
– Так вышло. Ничего не попалось другого, – оправдывался виновато.
– Как войдёт, так и выйдет, – резюмировал Алька Шик.
Петух, как знаменитый царский адмирал-академик Крылов, употреблял всё, «кроме воды и керосина»[28]. Боб пил «Спотыкач» из принципа. Начинали политех вместе. Один курс он как-то, где-то профилонил. То ли с наслаждением, то ли с отвращением хлебнул. Изрёк, уродуя, как обычно, букву «р»:
– За севегное напгавление я тепегь спокоен. Там вгаги не пгойдут!
Немного окосев, продолжил:
– Закончу – тоже, пожалуй, пойду. Попгошусь сам. Пойдём вместе, Алька, а?
Шик никогда за словом по карманам не лазил. Что попадалось, то и декламировал:
– Непгеменно, Бохматик. У моей Люсенды есть надёжный вгач. Семён Абгамович. Психиатог. Он направленьица нам по такому случаю почти бесплатно пгодаст.
Объявили посадку на рейс.
Хоть я и не глотнул петуховского «Спотыкача», но два часа