Френези-младенец появилась вскоре после окончания Второй мировой, имя ее славило пластинку Арти Шо, крутившуюся во всех музыкальных автоматах и по всем волнам эфира в последние дни войны, когда Хаб и Саша влюблялись друг в друга. У Френези было свое представление, как они познакомились, забранные наверх волосы отчасти выбились из прически, бескозырка лихим углом над бровью, жарит джиттербаг, затолпленный бескрайний танцпол, пальмы, закаты, в Заливе боевые корабли, в воздухе дым, все курят, жуют резинку, пьют кофе, некоторые – всё это сразу. Общее осознание, как это воображала Френези, чьи бы глаза ни встретились, что все молоды и живы в опасные времена, и эту ночь проведут вместе.
– Ох, Френези, – вздыхала ее мать, ознакомившись с этой костюмной драмой, – сама там была б, чирикала б иначе. Попробуй иногда побыть такой женщиной, да еще и политической, посреди мировой войны. Особенно когда вокруг полно распаленных господ. Я была исключительно попутавшая плюшка.
По старой 101-й она приехала из секвойных чащ в Город, юная красотка с теми же синими глазами и ногами, которым восхищенно свистели вслед, что унаследует и дочь, сама по себе осталась рано, ибо дома слишком много лишних ртов. Отец ее, Джесс Траверз, пытаясь организовать лесорубов в Винляндии, Гумбольдте и Дель-Норте, пострадал в несчастном случае, устроенном неким Крокером, он же «Вершок», Горшкингом для Ассоциации нанимателей, на глазах у такой толпы людей, что наверняка дошло, на местном матче, где он играл центральным принимающим. Дерево, из лесонасаждения старых секвой сразу за оградой поля, срезали заблаговременно почти полностью. Никто на трибунах не слышал скрежета пилы, вышибаемых клиньев… никто не поверил, когда начали сознавать, медленному скрипучему отторженью его от живых вокруг, когда ствол начал спуск. Наконец обретенные голоса достигли Джесса как раз вовремя, чтоб он успел вынырнуть из-под удара, спасти себе жизнь, но не подвижность, ибо секвойя рухнула ему на ноги, раздавив их, вогнав его наполовину в землю. Затем были откупные Ассоциации – наличка в магазинном пакете, оставленные в машине, – небольшая пенсия, несколько страховочных чеков, но все равно не хватит растить троих детей. У них там местный адвокат по проклятым, верняк не Джордж Вандевир, занимался этим делом, но недостаточно прилежно и к Горшкингу даже близко не подобрался, чтоб возымело какое-то значение.
Мать Саши Юла была из Бекеров, из округа Бобровая Голова, Монтана, ее качали на коленках друзья семьи, известные тем, что стреляли в штрейкбрехеров, а также лично сбрасывали их, титулуемых «инспекторами»,