Зря я, конечно, ругался. Потом узнал, что смелые всё же нашлись.
Чинить безобразия он начал за полчаса до прибытия поезда в Новый Ерусалимск. Предложил соседям по купе померяться с ним силой. Взял пустую полторашку и порвал её пальцами, будто бумажную. Аплодисменты не последовали, и никто не стал кричать: «Дай, я! Дай, я!» Подавленный своим превосходством, одинокий и непонятый ерусалимец отправился вдоль вагонов выбивать кулаками окна. Изранился до костей, и от вида собственной крови потерял последний ум.
«Вот вы как!» – сказал он пассажирам, вынимая из кармана складной китайский нож. Дрянь, ширпотреб, если говорить о таком ноже, когда он лежит задёшево в привокзальном киоске, а не сжат в пьяной руке.
Тесно, полки, суета. Ерусалимец резал вскользь, но многих. Как поршень, пёр по вагонам, а впереди бежали проводницы, красочно рекламируя его.
Лезвие ножа рассыпалось, как вафля, о пузатый титан. Безоружного ерусалимца попытались скрутить двое, русский дембель и дагестанский рукопашник. Первый страдал мало, потеряв сознание от бодания с упомянутым титаном.
Рукопашник продержался против своей воли до конца схватки. Ерусалимец взял его сверху одной рукой за голову, и взял надёжно. Пальцами другой руки он, не суетясь, по одному, выдернул рукопашнику зубы. Оставил только коренные.
– Да! – ответил я на незнакомый номер. – Мне некогда!
– Это я! Ксюха! – ужалил меня тонкий голосок. – Он с другой стороны! Иду за ним.
– Не кричи. Тихо! Почему думаешь, что он?
– Огромный! – звенела она. – И в крови.
– Где? Куда идёт?
– В сторону минимаркета «Боярин». Я его заболтаю, чтобы не сбежал.
– Не смей! – завопил я. – Жди меня!
Где ещё этот «Боярин»?.. Первый раз слышу.
На ту сторону я пробежал под вагонами, скользнув по дну позвоночником и рёбрами. Огляделся – людей никого, и Ксюхи тоже. По правую руку возвышался завод, а по левую, вдалеке, метрах в трёхстах, ютились двухэтажки.
Набрал на телефоне её номер. Гудки… гудки… не отвечает. Побежал к домам, проклиная женский род.
Ворвался, чавкая по радищевским лужам, во дворы. Попались глухая бабка и остроухая дворняга. Ни та, ни та объяснить, где «Боярин», не смогли, а дворняга наговорила мне столько лишнего, что литературным языком не передашь.
Обежав несколько домов, я приметил на торце одного из них фонарь с поблекшим логотипом «Coca-Cola» и фанерную вывеску с тремя буквами «…рин». Начало слова облупилось, и я подумал: «Вряд ли, татарин».
Внутри минимаркета стояли две холодильные камеры, запах сырой рыбы и широкая женщина.
– Высокий и маленькая! – прокричал я женщине. – Видели их?
Она приподняла плечами щёки и ответила:
– Ушли.
Я выскочил из магазина и снова набрал номер Ксюхи. Гудки. Убрал телефон от уха и вслушался в улицу. За гаражами, в метрах тридцати от меня, слабо пел Бон Джови «Its My Life».
…Он держал её сверху за голову и нажимал, повелевая встать на колени.