«…В 1943 году, когда бушевала битва за Сталинград, а в Северной Африке высадились британские и американские войска, в Москве был созван Верховный Совет СССР: чтобы обсудить, как задушить престиж США… В соответствии с этими планами, 7 апреля 1943 года Максим Литвинов прибыл в Гавану».
Конечно, любого, знакомого с историей, такие косвенные «доказательства» смешат.
Во-первых, как мы помним, Литвинов прибыл в Гавану не сам, а по приглашению президента Батисты. Да, очень похоже, что посредством кубинских коммунистов Москва этот процесс ускорила. Но инициаторами установления отношений были всё-таки сами кубинцы.
Во-вторых, как знают все бывшие советские люди, Верховный Совет СССР никогда не принимал таких откровенных постановлений. Конечно, подобного рода решения были – но по линии закрытых решений Политбюро, приказов по разведке и т. п.
Иными словами, доклад Диаса-Версона, так взбудораживший в своё время Конгресс США, мне видится, как весьма специальное сочинение, написанное либо от злобного бессилия, либо под конъюнктуру.
Однако, выведя за скобки, на мой взгляд, фантасмагорию относительно братьев Кастро, я, тем не менее, хочу остановиться на другой теме, поднятой Диасом-Версоном.
В тех московских кругах, где ценят точность информации в том, что касается истории скрытных зарубежных операций, мне подсказали пару дельных, на взгляд этих людей, книг58.
Из этих источников можно узнать, что с самого начала в Коминтерне разработали «страховку» в виде параллельного существования в капиталистических странах сразу нескольких компартий. Каждая из них страховала другую на случай ухода одной из них в подполье и т. п. Собственно, ещё в предисловии-справке написал о том, что именно так был основан даже сам Коминтерн. От Советской России там была РКП(б), от Германии – и собственно компартия (КПГ), и группа «Спартак».
А теперь вспомним путаницу в той части книги Зиновия Шейниса, где он рассказывал о том, кто из коммунистов принимал Максима Литвинова в Гаване. В действительности, путаницы никакой нет: вот, как мне подсказали знающие люди в Москве, и кубинские «Народно-социалистическая партия» с «Революционным коммунистическим союзом» не перетекли одна в другой, а существовали параллельно.
Более того: тогдашние кубинские коммунисты были разведены даже не по двум, а по трём партиям. Кстати, когда я обсуждал этот вопрос со всезнающим Николаем Леоновым, он цифре «три» удивился. Он знал только о двух компартиях. Но я нашёл подтверждение тому, что партий было всё-таки три, в таком, на мой взгляд, надёжном источнике, как письмо, направленное Батисте послом Кончесо. Встретившись в Вашингтоне с Литвиновым, 26 октября 1942 года Аурелио Кончесо писал своему президенту:
«Я счёл необходимым рассказать ему (Литвинову. – С. Б.) о политических организациях, которые образуют социал-демократическую коалицию, о ситуации, которая сложилась в Коммунистической партии