Если бы взгляды могли превращаться в кинжалы, грудь Лукаса была бы изрешечена.
– Как вы смеете! – прошипела Кларисса. Преисполненная негодования, она выпрямилась как натянутая струна. – Я всего лишь сохраняю трезвый рассудок перед лицом испытания. Я была бы рада возвращению супруга, но знаю, что он любил эту дикую безбожную страну и всякие языческие побрякушки намного больше, чем меня. Если бы он умер в объятиях любовницы, это было бы менее постыдно, чем сознавать, что он предпочитал раз за разом оставлять меня в одиночестве, дабы отправиться в Египет.
Лукас и раньше чувствовал: Клариссе не нравится, что Уильям так увлечен работой у лорда Херстона, но не догадывался, насколько глубоко ее недовольство и даже презрение к занятиям мужа. Кларисса выросла в семье викария, как и братья Далтон, но сейчас Лукас догадывался, что проповеди их отцов, по-видимому, очень сильно различались. Судя по счетам от модистки, Кларисса ценила материальное благополучие, но при этом относилась с почти пуританским отвращением ко всему, что несло в себе хотя бы намек на язычество.
– Миссис Далтон, вы можете не одобрять работу моего брата, но как глава этой семьи я сам решу, когда прекратить поиски Уильяма. Поэтому буду крайне признателен, если вы впредь не станете обращаться ко мне с подобной просьбой.
Кларисса воинственно вздернула подбородок:
– Я вижу, вы столь же упрямы, как и ваш брат. Будьте покойны, я больше не потревожу вас этим вопросом.
Не потрудившись даже кивнуть, не говоря уже о том, чтобы сделать реверанс, Кларисса пожелала ему хорошего дня и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.
Лукас с досадой вздохнул, встал, осторожно опираясь на раненую ногу, подошел к буфету и налил себе из графина стакан кларета. Едва он вернулся за письменный стол, как в дверь снова постучали.
– Войдите!
Лукас внутренне собрался, готовясь к очередному раунду перепалки с невесткой, но с облегчением увидел, что это не Кларисса, а его мать. Он вновь поднялся, стараясь не показать, как устал.
– Входи, мама, но предупреждаю: ты рискуешь, потому что у меня отвратительное настроение.
Мать вошла и закрыла за собой дверь.
– Дорогой мой, только не говори, что я настолько нежное создание, чтобы испугаться капризов моего милого мальчика.
Леди Майкл Далтон, все еще прекрасная в свои пятьдесят с лишним лет, управляла хозяйством викария поместья Уинтерсон с той же решимостью и добродушием, которыми было окрашено все, что она делала. Когда ее муж, преподобный лорд Майкл Далтон, умер от сыпного тифа, Лукас учился и жил в Оксфорде. Ей пришлось наблюдать за выселением ее семьи из дома, в котором она жила с тех пор, как вышла замуж, в небольшой коттедж на территории поместья Уинтерсон. Не жалуясь на такое ухудшение условий жизни, она смирилась и с пренебрежением со стороны герцога, брата покойного мужа, с тихим достоинством, которое вскоре заставило родных ее мужа устыдиться. Лукас восхищался