В браке я не прожила и года. Володя погиб при восхождении на Эверест, не дойдя до вершины метров триста или четыреста. Он давно готовился к этому восхождению и шутил: теперь он семейный человек, посмотрит на мир с Эвереста и больше никогда никуда не полезет, зато, если с работы выгонят, пойдет мыть окна высоток.
Говорят, на Эвересте настоящее кладбище, случается так, что нет возможности спустить тела погибших: лежат они, скрючившись, в ярких цветных костюмах. Их так и называют – «красный» или «синий», по ним определяют, сколько метров осталось до вершины. Мне показали одну такую фотографию, это ужасно. Но Володю спустили и доставили домой, похоронили на Серафимовском. Я его не видела, хоронили в закрытом гробу. А тех, что остались на вершине, где климат иной, тление так и не коснулось. Я плакала по Володе недолго и утрату осознала не скоро. Вероятнее всего, будь он жив, со временем у нас получилась бы хорошая, настоящая семья. И конечно, были бы дети. Но, чтобы догадаться об этом, пришлось бы прожить еще годы.
Мой второй муж, Битрюмов, был геофизиком. Шумный, веселый, заводной, играл на гитаре и пел. Первые годы он редко появлялся дома, ездил «в поле». Был такой уж он законченный чудак, гонялся «за туманом», а когда возвращался из очередной командировки, то расслаблялся по полной, гульба шла крутая. Сбрасывал напряжение. Деньги, которые Виктор привозил, тратились на пьянки. В Лениздате я попала под сокращение и потом не могла найти постоянное место, пробавлялась временными работами, обносилась и выглядела, как драная кошка. Я привыкла жить в отсутствие Битрюма (как я его стала называть за глаза) и даже побаивалась, что наступит время, когда придется видеть его ежедневно. И оно пришло. Его выгнали с работы за пьянку. Он пытался куда-то устроиться, а может, и не пытался.
С Володей мы жили в квартире его родителей. Со свекровью у нас возникла симпатия с первого взгляда. Но после гибели Володи я сама захотела уйти домой. Томик уже перебралась жить в мастерскую бойфренда, художника Варлена. И если я сделала большую ошибку, выйдя замуж за Битрюма, бог уберег не прописать его в нашей квартире. Точнее не бог, а Томик. Битрюм был прописан в однокомнатной квартире своей матери, она настаивала, чтобы он прописался у нас, и я не возражала, но Томик просто с катушек сошла и грудью встала на защиту квартиры. Последовала череда скандалов, а в итоге все остались при своем. Со второй свекровью отношения у меня не сложились, о чем я не больно-то сожалела.
После того как Битрюм потерял работу, мне пришлось его содержать. Он трижды лечился, и каждый раз я надеялась, что он бросит пить. Я сделала два аборта, потому что не хотела рожать от алкоголика. И не любила я его. Я не вспоминаю те времена, словно жила не своей жизнью, как в вате, ничего не слыша и не видя. Квартира у нас с Томиком