открыть рта, учитель Холст нашел себе потеху, и его несет: – Знаю, знаю! Ты будешь продавать ветер бочками! Набьешь его в бочки, пошлешь на юг, и когда в Осло-фьорде ляжет штиль, а там это обычная беда, и все корабли встанут, тут-то они откупорят бочку, и – ура! – ветер раздувает паруса! – Класс гогочет. Они пластаются по партам и ржут. Учитель Холст разглядывает Арнольда с высоты своего роста, просовывает указку ему под подбородок, насильно заставляя поднять глаза, и Арнольд чувствует, как острие упирается ему в горло, в адамово яблоко, а смех кругами расходится вокруг. – Но как, малютка Арнольд, ты сумеешь заткнуть бочку прежде, чем ветер разлетится, а? – Теперь Арнольдов черед, и его хохот перекрывает смех всего класса: – Очень просто – я заткну бочку вашей жирной задницей! – Делается совершенно тихо. Учитель Холст роняет указку. Медленно-медленно наклоняется и поднимает ее, дышит он короткими всхлипами. – Что ты сказал, Арнольд Нильсен? – Что я заткну бочку вашей большущей задницей. – Арнольд хохочет, и посреди хохота ему на нос обрушивается указка. Арнольд ошарашенно таращится на учителя, который уже летит к кафедре, открывает толстый кондуит и макает перо в чернильницу. Только тогда Арнольда пронзает боль, отложенная, отсроченная, опоздавшая, но нехорошая, кровь льется откуда-то изнутри лба и капает в рот и кляксами на пол, он сползает со стула, встает как в тумане и бредет вон из класса, где висит безмерная тишина и учитель Холст не отвлекается удержать его, он слишком занят скрупулезным описанием обстоятельств происшествия, он спешит оградить потомков от самой возможности превратного истолкования истории и дать им зримое и четкое, как чернила, которыми он выводит длинные столбцы своего памфлета рядом со столбиками не радующих глаз отметок, представление о том, в каких варварских условиях нес он эту службу на краю моря.
Арнольд останавливается на крыльце. Внизу, у пристани, он видит отца и спускается к нему. Тот оборачивается: – Опять упал? – Арнольд качает головой, едва-едва, но кровь снова показывается под носом, и он запрокидывает голову и смотрит в свинцовое небо. – Нет, – шепчет он. – Я не падал. – Отец подходит на шаг ближе и говорит нетерпеливо: – А тогда что случилось? – Учитель Холст заехал указкой. – Отец наклоняется: – Ты хочешь сказать, он тебя ударил? – Арнольд кивает осторожнее некуда, как будто все в лице держится на соплях и в любую секунду может разъехаться. Отец вынимает из кармана тряпицу, быстро мочит ее в воде и протягивает сыну. Арнольд вытирает кровь и начинает плакать, хотя решил крепиться, но жжет нестерпимо и глубоко, что-то в нем сломалось. – Мне кажется, нос скособочило, – говорит отец, забирает у Арнольда окровавленную тряпку, плюет на нее и стирает кровавую росу с его подбородка, и Арнольда поражает, что такие огромные лапищи могут касаться так легко. – Ты не плачешь? – Нет, – отвечает Арнольд и сглатывает. – Уже нет. – Ладно. От кривого носа ты не помрешь. Он правда стукнул тебя указкой? – Да. С размаху. –
