Вот и утро, его точка расставания. Угол. Поворот. Катенок не остановилась, шагает рядом. Дошли молча до машины.
– Всё. Ты домой.
«Нет».
– Что значит, нет?! Ты идешь домой, я иду на работу. Ты – кошка. Я человек. Что непонятного?! – Семеныч стал заводиться. Этого еще не хватало. Портить день с утра – дурной тон. Так можно испортить весь день. А еще не дай бог – вечер, на который Семеныч сегодня имел виды, тщательно бреясь с утра, и придирчиво выбирая рубашку.
«Я с тобой», – невозмутимо продолжила Катенок. Подняла непоколебимые и наивные глаза на Семеныча.
Ссориться с таким слабейшим существом совсем не хотелось. Но это существо так сильно было упрямо, что наводило на мысль – а так уж ли слаб тот, который кажется слабым?
Иногда Семенычу казалось, что Катенок имеет над ним какую-то непостижимую власть. Как будто Катенок может при желании его в любой момент уничтожить. Стереть с лица земли. Распылить на молекулы. Как будто Катенок, имея внешний вид кошки, фактически является каким-то другим, неземным… или не совсем материальным существом.
Семеныч сел в машину, завел ее. Катенок упорно стояла. Хлопнула дверь. Сцепление, задняя передача, газ, движение, сцепление, тормоз, сцепление, первая передача, газ, движение.
Сцепление, тормоз, остановка. Хлопнула дверь. Семеныч вернулся, встал перед Катенком, которая так и не двигалась последние две минуты, глядя, как пытается уехать машина.
– Ты не можешь со мной поехать, – как можно мягче и примирительнее, устало сказал Семеныч.
«Я хочу!»
– Пойми, желание и возможность…
«Я есть у тебя? Почему я не могу сегодня быть рядом?»
– Это ненормально для общества, чтобы я разъезжал по делам с каким-то котенком.
«То, что ты с ним делишься всем, что есть у тебя, то, что ты с ним разговариваешь – это нормально, пока об этом никто не знает? Значит, нормальность определяется тем, видима ли она для общества? Так объясни, почему ненормальность становится несуществующей, если о ней никто не знает, она ведь все равно есть, видит ли ее один человек или несколько. Или не так? Что за нормы вашего общества, которые сходятся в одной – если никто не знает, то желание становится возможностью?»
Семеныч не знал, что на это ответить. Естественно, он мог сказать какую-нибудь банальность, типа: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя», или что-то подобное… Но ведь Семеныч по сути своей никогда не был приверженцем ханжеской морали и слепым последователем сложившихся в социуме стереотипов. Он понимал правоту Катенка, но… Он не мог ее принять. Потому что, тогда полностью рушилось все его восприятие мира, весь его мир, вся его жизнь, предыдущая жизнь. Которую Семеныч вовсе не считал такой уж плохой… Так, разве, бессмысленной немного. Или много бессмысленной. То есть полностью.
Дверь. Машина сердито завелась и уехала. Катенок