твои щетинки.
Пересчитываю твои щетинки
я – языком.
Задыхаюсь от таянья
подступающего кома
к горлу:
– Дай мне!
Не попрошу многого. Но я..
хочу впитать тебя всеми рецепторами.
Дай выучить наизусть гармонию
нашего первого утра,
взошедшего так ярко, что
Солнце остановилось и, дав зарок
больше не уходить за горизонт,
встало прямо над нами.
Дай оставить
на языке вкусную память.
Я буду её
во рту по утрам мять
во снах,
чтоб просыпаться только в твоих объятиях.
Я провожу рукой по твоей груди.
Я провожу рукой.
Я хочу запомнить.
Пересчитать каждую пору
с той стороны, в которой
бьётся твоя жизнь.
Наша общая вена впадает
в одно на двоих сердце.
В одну впадину.
В одно русло любви втекает живительной влагой.
Дай мне её гладить.
Я провожу ступнёй по твоему колену.
Я провожу ступнёй.
Я хочу запомнить
каждую волосинку под чашечкой
моего самого верного.
Единственного моего.
Запоминаю
всего.
За-по-ми-на-ю…
Я провожу локтем по твоему животу.
Я провожу локтем.
Я хочу запомнить
ложбинку, которая раньше была твоим ртом
и, связывая с материнским нутром,
давала тебе первой любви глоточки.
Я провожу по тебе каждой своей клеточкой.
Я трогаю все твои струны.
Трогаю всё.
Но почти невинно.
Я слушаю
музыку нашей с тобой пуповины.
Gluhende Wein
Ночью первой Луны
ты готовишь глинтвейн
моего тела.
Ночью первой Луны
твоя Вена в моей вене —
выше небес взлетела.
Мужчина моей масти —
во всём – мастер.
В рецепте не допускаешь прорех:
сахарных рек блики
вливаешь в вино горячего русла,
натираешь мускатный орех,
добавляешь щепотку гвоздики —
звенящим вкусом.
Яркость корицы
свечой отражается в наших лицах.
Наполняешь бокал
до края,
едва прикасаясь губами.
Открывает флейта вокал
Рая,
и мы
с каждым глотком испаряемся выше и выше
от раза к разу.
Не тяни.
Не тяни, слышишь? —
Надо пить сразу.
Цветочная нежность
твоя жена —
нежна.
неженка
твоя жена.
она же на
солнечном поле
рождена —
струящемся, вольном.
цветок —
не
искусственно
выращенный,
не куст – он
не вещь,