Письмо же с чистосердечными любовными признаниями от мужского имени написала «хорошая» знакомая Пауля, весьма и весьма любвеобильная особа по кличке Дунька Беспортошная из всем известного дома терпимости в Дунькиной роще, в целях привлечения сельской учительницы к… ну вы понимаете, короче говоря революционной работе, то бишь страстной борьбе за народное счастье.
Глава 2
Тем же самым утром, когда Анастасия Павловна еще вела последние занятия учебного года во Власихинской школе, автор полученного ею любовного послания находилась совершенно в ином месте.
Закинув одну премиленькую ножку на другую, тоже весьма недурную, обнаженная барышня восседала на низком подоконнике у раскрытого оконца, выходящего во двор, рядом с горшком цветущей герани, с блаженством покуривая. Время от времени, она небрежным щелчком стряхивала сизый пепел в цветок, попадая то на мохнатенькие листики, то прямо на аленькие лепестки.
Ясное барнаульское утро выдалось по-летнему солнечным, теплым и тихим, а календарь, висевший в чистенькой комнатке на выбеленной перед Пасхой стенке, указывал апрель 1917 года.
Лицо барышни имело мечтательное, слегка сонное выражение. Сощуренные в узенькую щелочку глазки, свидетельствовали о полном удовлетворении прожитой ночью, рыжие, мелкие как баранья смушка кудряшки за часы, проведенные на узкой скрипучей кровати, развились совершенно, и торчали ныне смешными рожками во все стороны.
Выпустив замысловатую струйку дыма, она коснулась снисходительным взором своего кавалера, что валялся на сбитой в комья постели, чрезмерно умаявшись за бурную ночь, похрапывая широко отворенным ртом, в котором блестели, отражая утренний лучик солнца, два вставных зуба.
Произведенный осмотр документов подтвердил, что прошлым вечером в электро-театре «Триумф», что расположен в пассаже Смирнова на Московском проспекте, при наличии зала более, чем на триста мест, а так же буфета с кофе, чаем, шоколадом, другими контрабандными товарами и напитками, продаваемыми Шпунтовичем совершенно открыто в своем барнаульском заведении, и соответственно среди самой разношерстной публики, она совершенно верно вычислила и смогла подцепить в привычном для себя безупречном стиле того, кто был ей нужен по делу чрезвычайной революционной важности, не вызвав при этом ни малейшего подозрения у окружающих. Высмотрела за три минуты образцово-показательного водевиля, среди множества австрийских масляных полупьяных морд, успевая вскидывать ножки на положенную высоту.
На сей раз нужным оказался бывший лейтенант 82-го пехотного полка австрийской армии, ныне военнопленный барнаульского лагеря номер 161, Фриц Краузе – тридцатилетний блондинистый немчура, имевший будто обожженную гладкую розоватую кожу на лице, испещренную давними отметинами оспы и уже наметившуюся на затылке плешью размером с детское блюдце.