подрастала. Пришла пора уже план архитектору заказывать, как вдруг обокрали нашего Штильку в дороге и, вроде как, его собственные деньги тоже отняли лихие люди, и всю школьную кассу заграбастали, которую он, как на зло вез тот раз в Барнаул – в банк положить. Полиция искала разбойников по его описанию, да никого, само собой, не нашла. А ему шибко видно неудобно было перед обществом, что он больше после этого к нам во Власиху ни разу не приехал, будто зарок дал – ни ногой, вот эта земля и стоит с тех пор сорок лет Штилькиной пустошью зовётся, пребывая в его собственном владении. А он в Барнауле быстро женился на какой-то своей немке, в приданное взял пребольшущий дом. Ну, там тоже дело темное: кто говорит, что на приданное жены купил, другие бают, что на школьные, дескать, деньги – утаил их, а после недвижимое имущество приобрел, выдав его за приданное. И в доме том открыл для городских детей платную школу, следом Общество свое организовал, купцов стал подбивать в его Общество деньги вносить на великое дело просвещения. И даже стал землеустройством заниматься для переселенцев. Но все время нелады случались по земельным вопросам в нашем округе, до бунтов дело не раз доходило. А когда мы новую, вашу то есть школу задумали в селе снова строить, обратились загодя к штилькам, наследникам его, царствие ему небесное, насчет участка – не отдадите ли на общественное благо под школу, как завещал ваш благородный папенька на общественном сходе сорок лет назад, тому и запись сохранилась у старосты? «Нет, – ответили те ходокам, – эта земля есть наше законное наследство. Ежели цену хорошую назначите – извольте, так и быть, уступим». Сами-то назначили в три раза дороже городской, ну общество от них и отстало. А ведь депутатом Государственную думу был от нашего округа в свое время из-за благородной своей репутации пекущегося о благе народном и денно и нощно, когда в Петербург переехал, аж в Кабинете царском работал по землеустройству. Но ни земли, ни школы от Штильки деревня так и не дождалась, а деньги общественные на нем большие потеряла, наше поколение неграмотным выросло в результате и дети наши тоже, такие вот дела со штилькиной пустошью, но может теперь внуки у вас, Анастасия Павловна, счету и грамматикам научатся.
Въезжая на Соборный переулок, Фрол Никитич обеспокоился: «Как бы кооперация не закрылась, может сначала на Старый базара заедем?»
Но и Анастасия Павловна спешила по своим благодетельным делам, потому предпочла отпустить Фрола Никитича, поблагодарив, взяла извозчика на Конюшенной бирже, и поехала вверх по Московскому проспекту к Лагерю, что за Дунькиной рощей расположен, где попросила охрану препроводить ее к начальству, скоро попав под ясные очи вахмистра Шарова. И с хода устроила ему крепкий разнос, которого тот от миловидной девушки вовсе не ожидал: почему они, изверги такие, держат в темном холодном каземате военнопленного Штихеля, который всего лишь пел песни
