Я прошу освобождения, хотя сам не знаю, от чего хочу избавиться: то ли от душевных мук, то ли от изводящей меня тоски.
Ажурная путина опоясывает тугими сетями мое честное имя и благородный титул.
Поддавшись идиотской карточной страсти, я ввязался в поединок между чувствами и долгом и теперь сам себе напоминаю пуделька моей тетушки, который, нашкодивши, трясется и прячется за буфетом, поджав хвост и страшась момента, когда его проделка вскроется, и хозяйка найдет сворованный круг мяса под софой. Я всегда посмеивался над ним, но сейчас ему сострадаю.
Чем бы ни завершилась моя невеселая история, я останусь проигравшим, и даже если представить финалом спасение благородного статуса, то потеря любимой женщины неизбежна.
Я всё глубже погружаюсь в пакостную трясину обмана, доводя себя до исступления ожиданием финала. Дрянная история тянется полгода и, вероятно, смогла бы продлиться еще столько же, но мне стало казаться, что мои любовные приемы начали приносить плоды, а это значит, что мне придется предстать перед взором возлюбленной.
Моя обожаемая женщина относится к уникальному человеческому типажу и обладает особой проницательностью. Одного взгляда ей будет достаточно для того, чтобы понять мою лживую подноготную. Вероятно, она не сразу разберется в том, что я скрываю, но то, что меня держит грязная история, почувствует немедленно.
Я долго тренировал уверенный взгляд, старался научиться излучать спокойствие и даже начал делать успехи, но, как только задумался всерьез о приближающейся встрече, полностью растерял все результаты упражнений.
Умоляю тебя доехать до Новгорода к концу следующей недели, поспешив мне навстречу!
Прошу тебя сердечно: когда выслушаешь и поймешь всю хлипкость моего положения, не суди. Я сам для себя самый безжалостный прокурор, требующий у суда праведности, ведь для меня благочестие – давно чуждое знаменье, погребенное под ложью и коварством.
Доносить – нижайшее, гнусное, подлое действо, а доносить о любимой – смертный грех. Если я откажусь от задания, то сразу же с высокородной плахи полетит благородная гулявинская голова, я же буду разорен.
Грех делаю, всем лгу, себя предаю.
Умоляю, Илюша, в среду, 28-го, к обеду прибудь в «Новгородский двор».
Твой Родион.
Уважаемый Карл Павлович!
Не хватает слов, чтобы описать пустоту прошедших месяцев.
Хотела бы знать, какую пользу Вы имели в виду, отправляя меня за 150 верст от Петербурга! Надеюсь, что причина существует, потому как иначе чем ссылкой я не могу назвать бессмысленное заточение в Лугах.
За что Вы велели мне ехать в эту глушь? Чем я плохо жила и трудилась в Петербурге? Может, я опорочила свое мастерство? Так извольте мне об этом дать знать!
Вы ждете от меня сильного слова, а как я могу