– А зачем ждать! – воскликнул Рюрик. Он обвёл глазами горницу и остановил взор на Вадиме. Глаза варяга недобро сверкнули, на лице мелькнула странная усмешка. Вадим побледнел, предчувствуя, какую казнь готовит ему счастливый соперник. Сварг нахмурился и недовольно хмыкнул, а Ольга тихонько охнула, но Рюрик перевёл взор на Олега. – Друг мой любезный, товарищ верный, во многих переделках мы с тобой бывали. Бывало, своим телом ты меня от врагов закрывал, бывало и наоборот. Окажи ещё одну услугу: будь моим сватом.
– Ну уж нет, княже, не ищи лёгких путей, – весело расхохотавшись, ответил молодой урманин, который сейчас более всего напоминал сытого, довольного кота. – Негоже единокровному брату собственную сестру сватать. Вот приедем в Новгород, возьмёшь кого-нибудь из ближних бояр и сосватаешь девушку. Как говорится, тише едешь – дальше будешь.
– И то правда. Что ж, возвращаемся в Новгород. – Рюрик повернулся к хозяевам дома и до самой земли поклонился Сваргу, Ольге, а затем и Ефанде. – Спасибо вам за ласку, за хлеб-соль, добрые люди, простите, коли какую обиду от меня видели. На днях ждите сватов. А ныне, други, поехали домой.
Олег и Рюрик вышли сразу, а вот Вадим замешкался. Глядя на Ефанду глазами человека, приговорённого к страшной казни, он подошёл к девушке вдруг поклонился в пояс.
– Прости меня, Ефанда, ежели по глупости да по гордости своей обидел тебя своим сватовством. Живите с князем счастливо и… не поминай меня лихом!
С этими словами боярин повернулся и стремительно вышел из горницы. Заржали кони, и скоро двор Сварга опустел.
Свадьбу Рюрика и Ефанды отпраздновали в месяц рюен10. Мудрый Волхов11 принял супружеские клятвы варяга и его избранницы, после князь повёл девушку вокруг ракитового куста, скрепляя брачные узы. Когда же отшелестела опавшей листвой осень, отсвистела вьюгами зима, отгремела грозами весна, и наступило жаркое лето, под самый перунов день молодая жена родила князю дочку. Радости Рюрика не было предела. Несколько дней кряду князь, ближние бояре, вся княжеская дружина и челядь пировали в княжьих хоромах. А нарекли девочку по матери княгини Любавушкой.
Падение
Лучи яркого послеполуденного солнца нежно ласкали воды величавого Днепра, а тот, игриво дробя солнечный свет, рассыпал его милиадами развесёлых зайчиков. Речная зеркальная гладь хранила отражение большого, красивого града, обычно суетливо-неспокойного, но нынче отчего-то сонно-ленивого. Покой, нега, жара… Лето уж перевалило за половину, давно отшумел-отгуляли купальские праздники, недавно отхороводился и Перунов день. Скоро, скоро летняя духота сменится блаженной осенней прохладой, а после запоют свои песни вьюги – вечные спутницы хозяйки зимы, но пока… Нега, жара, покой…
Город, раскинувшийся на берегу Днепра, принадлежал полянам, издревле живущим на этих землях. Как ильменьские словене вели свой род от самого князя Словена, коий дедом звал самого Перуна, так и поляне своим предком почитали Кия – божественного кузнеца и перунова побратима.