Для Пьеро дом показался музеем: его очаровала ткацкая мастерская, в которой Туцци ткала изумительной красоты ковры; художественная мастерская, где создавались эскизы этих ковров – она была заставлена и завешена красочными полотнами с изображениями различных узоров и картин живописной местной природы в долине Ньеволе вокруг горы Монте-Альбано; гончарная мастерская, где глиняная и керамическая посуда также была расписана картинками, изображавшими быт и охоту местных жителей; кузница, в которой когда-то муж Туцци выковал железные остовы тех причудливых зверей, путеводителей человеческих душ в мире видений и сновидений. Здесь Пьеро увидел ещё оставшиеся несколько недоделанных скелетов невиданных чудищ с широко раскинутыми через всё помещение угловато ребристыми крыльями. Когда он прикоснулся к ним, они закачались, будто ожили, а их тягуче-протяжный скрип, словно взывающий к зашедшим в кузницу людям стон, призывал поскорее их закончить. Но больше всего Пьеро поразила большая, обставленная диковинными шарами из венецианского цветного стекла лаборатория, по стенам которой были развешены страшные маски самых разных богов Мира. Всюду на небольших полках, сундуках и столах валялись какие-то запылившиеся пергаменты с непонятными письменами. Стояли колбы, пробирки, масляные лампы с приспособлениями для их поддержки на весу в воздухе. А посреди комнаты на огромном столе красовался хрустальный шар со стоявшими вокруг него серебряно-позолоченными подсвечниками, на которых застыли оплывшие, как будто только что потушенные, огарки свечей. Глядя на все эти сокровища лаборатории широкими от удивления глазами, Пьеро не сдержал своего восхищения.
–– Так муж госпожи Туцци, помимо всех его достоинств, занимался ещё и алхимией?! – прорезал его голос тишину спавшей долгое время лаборатории так, что стеклянные шары и колбы в ней мелодично зазвенели, а маски богов по стенам плавно качнулись и как будто ожили.
–– Да, – ответила Катарина; она подошла к столу и сдунула с хрустального шара пыль, густым облаком повисшей в воздухе. – Дядя Андреа был алхимиком и не являлся исключением среди них, пытаясь из олова и ртути добыть золото и разгадать загадку философского камня. К сожалению, ни того, ни другого ему сделать не удалось. Однажды с опытами над ртутью ему внезапно сделалось плохо, и он умер прямо в этой лаборатории вот за этим столом… Тётушка Туцци, осмотрев его после смерти, пришла к выводу, что он отравился, – Катарина подошла к пустой птичьей клетке, стоявшей на одной из полок, и указала на неё: – Она посадила в эту клетку трёх пойманных мышей и оставляла их на несколько дней в этой лаборатории с кипящими химикатами. Я уже не помню точно, но, по-моему, когда рядом с ними