– Горек мой хлеб, горек! – жалился кот Кузьмичу.
– А ты на исповедь сходи к отцу Варфоломею, – посоветовал Кузьмич. – Мне вона, когда припирает, Клавки стыжусь, что вот пьяный, и образование не получил, иду к Варфоломею. Он и послушает, и пожурит, и выпьет с тобой облегчительную.
В воскресенье кот отправился к попу.
– Батюшка, тяжело мне, душно, – начал кот смущенно.
– Отвори душу, Мотоцикл, покайся.
– Палач я, батюшка, палач мышиный. А они ведь тоже твари Божьи, не для того ведь их Господь жизнью наградил, чтоб я им шею перекусывал? Кесарево дело, а мне Божьего хочется… – ныл кот.
– Ну смотри, Мотоцикл, как Священное Писание учит. Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься. Ты сейчас, Мотоцикл, воитель. Как святой Георгий, у него дракон, а у тебя – мыши. И грех воинства – светлый грех, ты, Мотоцикл, – человечеству защитник.
– Господь – Он милосердный, грехи отпустит, – мямлил Варфоломей.
«И что это он несет, – думал кот. – Действительно, уж лучше мыши, чем дракон…»
– Степанида, – крикнул попадью Варфоломей, – поднеси-ка коту сметанки, да и меня не забудь, сама знаешь, что…
Надо почаще на исповедь ходить, как на душе-то полегчало, думал кот, облизываясь и урча.
Кот Мотоцикл любил послеобеденное время. Кузьмич был еще на ногах, ждал Клаву на ужин… Собирались обычно часам к пяти, пес Шарик оповещал: мол, давайте, Кузьмич сидит… Шарик чувствовал Кузьмича, когда тот был в расположении к беседе.
Последним подхрамывал гусь Еропка. Еропка был набожный человек. Вечером благодарил Бога, что не зажарили, с утра молил, чтоб не пообедали им.
«Вот Еропка, образованный, поговорить – одно удовольствие, а тоже Клава не любит его. Иной раз тапком поддаст, а гусь пожилой, – думал кот, – жизнь у него как у мыша, крепостной, одно слово».
– Да что ты, Еропка, беспокоишься, кто ж тебя зажарит? Ты вона старый, жилистый, тебя раскусить-то некому, я зубы пропил, да и Клава уже не зубастая. Кто ж тебя съест, сам подумай? Волков нету, Шарик вон, твой друг навеки…. – Шарик кивал, подвигался, освобождал гусю солнечное место…
– Поживи с мое, – не унимался гусь, – будешь тут беспокоиться. Кузьмич, скажи ему. Ты же главный тут. Как бывает в жизни, скажи.
– Да какой он главный, – возмутился Шарик, – тут Клавка царица. От ее милости зависим…
Никак не получалось перейти к приятному.
Кот старался: а я вот кино смотрел, как в Париже по крышам гуляли…
– Ой, Париж, как же, вот там-то гусей и едят, – злорадствовал Еропка.
– Ты чой-то