– Киску Хизер я, пожалуй, оставлю себе, – говорит он. Скатывает купюру в шарик, начинает играть им в сокс с Обезьянами.
Я: мечусь, пытаясь схватить его, – туда-сюда, туда-сюда. Каждый раз ладонь едва касается шарика. А потом я спотыкаюсь. И со всей дури врезаюсь в Скотти. И мы теряем равновесие. И падаем на тротуар с таким громким БДЫЩ, что земля перестает вращаться вокруг своей оси.
Обезьяны ошалело умолкают.
Я: распростерт на нем.
Скотти: сопит и пыхтит, вот-вот размажет меня по земле.
У меня одна секунда, чтобы:
1) разглядеть толстую вену, надувшуюся у него на лбу;
2) увидеть, как ореховые глаза вспыхивают белизной Хиросимы, и
3) втянуть в себя еще порцию фруктового дыхания,
прежде чем хватаю рюкзак, вскакиваю на Стингреймобиль и несусь прочь, оставляя всемогущий папин доллар смятым в кулаке Скотти.
Сердце отчаянно давит на грудную клетку, ноги – на педали Стингреймобиля, и он, ускоряясь, несет меня по улице. А может, наоборот. Ранец колотит по спине, вышибая остатки дыхания.
Хватаю воздух на вдохе.
Кашляю на выдохе.
Хрустально-ясная мысль: мне нужен «питер-пол-и-мэри»[16]. Куда я его сунул? Вылетаю за угол. До футбольного поля пара кварталов.
– А НУ, ВЕРНИСЬ, ГОМИК…
– ЭЙ, ДЖОННИ! МЫ ЗА ТОБОЙ…
Мои легкие буквально горят огнем.
– НЕ ДЕЛАЙ ВИД, ЧТО НЕ СЛЫШИШЬ! ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ УБЕГАТЬ ВЕЧНО, КОЛЛИНЗ!
До раздевалки стадиона полквартала.
Пятнадцать метров… десять… пять…
– НУ ВСЕ, ПОПАЛСЯ!
Распахиваю дверь, зашвыриваю внутрь Стингреймобиль и трах-бах-тарарах – ЗАХЛОПЫВАЮ наглухо, за миг перед тем, как увидеть ухмылку Скотти, сверкающую на солнце.
Заперто. Он барабанит кулаками по двери. Обезьяны присоединяются, пытаясь сообразить, что это за новая металлическая квадратная штука оказалась у них перед носом. Оседаю мешком на пол.
– ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ СИДЕТЬ ТАМ ВЕЧНО, МАМЕНЬКИН СЫНОК!
– МЫ ПОЙМАЛИ ТЕБЯ! ВЫХОДИ, ВЫХОДИ, ПОИГРАЕМ!
Лезу в рюкзак, перерывая содержимое: учебники, пенал с улыбающейся рожицей, магнитофон, который всегда ношу с собой, – не разбился, ффух! – и наконец нахожу «питер-пол-и-мэри», он же мой ингалятор, завалившийся на самое дно. Пуф-пуф-пуф – жадно хватаю несколько доз стероидного эликсира из пыльцы фейри… ахххххх – и оседаю.
Звенит звонок.
– Блин, опаздываем, – досадует Скотти.
– Все равно попадешься, малыш Джонни! – вопит кто-то из Обезьян.
Гул кулаков, молотящих по обезьяньим грудям, медленно стихает.
Ушли.
Вдыхаю еще две дозы. Вернулся. Немного расстроенный, зато живой. Прислоняюсь головой к двери и закрываю глаза. Проклятье. Первый период матча пройдет без меня. Ладно, пусть это биология, и снова будем препарировать лягушек, а я уже напрепарировался на семь жизней вперед, но все же…
Еще вдох: смесь запахов сосны и дезинфектанта. Аххх.
Добро пожаловать в мой второй «дом, милый дом» –