Мы не станем больше слушать речь королевского прокурора, а скажем только, что он затем так долго, как только мог, снова изложил содержание обвинений свидетелей господина Жерара, использовав при этом все избитые обороты, все перлы классической риторики, которые когда-либо раздавались в стенах Дворца правосудия. Закончил он свою обвинительную речь требованием применить к обвиняемому статьи 293, 296, 302 и 304 Уголовного кодекса.
По толпе пробежал шепот огорчения и страха. Волнение достигло своего апогея.
Председатель суда обратился к господину Сарранти:
– Обвиняемый, вы хотите что-нибудь сказать в свое оправдание?
– Мне так омерзительны выдвинутые против меня обвинения, что я даже не стану говорить, что я невиновен, – ответил господин Сарранти.
– А вы, мэтр Эммануэль Ришар, хотите ли вы сказать что-нибудь в защиту вашего клиента?
– Нет, мсье, – ответил адвокат.
– В таком случае слушание дела прекращается, – объявил председатель суда.
По присутствующим в зале прокатилась волна интереса, потом воцарилась тишина.
Только выступление председателя суда с подведением итогов заседания отделяло обвиняемого от вынесения вердикта. Было уже четыре часа утра. Все понимали, что последнее выступление председателя суда будет кратким, а потому, как уважаемый председатель вел слушание дела, выступление будет и беспристрастным.
И поэтому, едва он начал говорить, как судебные приставы оказались избавленными от необходимости призывать толпу к порядку и вниманию: толпа сама умолкла.
– Господа присяжные заседатели, – сказал председатель суда голосом, который, несмотря на все усилия, выдавал волнение, – я прекратил слушание дела, продолжительное рассмотрение которого было трудным для вашего сердца и утомительным для вашего разума.
Утомительным для разума оно было потому, что длилось более шестидесяти часов.
Трудным для сердца оно стало потому, что любой человек почувствовал бы волнение, видя перед собой в качестве истца старика, являющегося образцом добродетели и милосердия, украшением своих сограждан, а перед ним обвиненный в тройном преступлении человек, чье воспитание позволяло сделать приличную и даже блестящую карьеру, человек, отметающий своим голосом и голосом достопочтенного священнослужителя, являющегося его сыном, это тройное обвинение, которое против него выдвинуто.
Вы, господа присяжные заседатели, как и я сам, все еще находитесь под впечатлением только что выслушанных выступлений представителей обеих сторон. Мы должны поэтому сделать над собой усилие, заглянуть себе в душу, успокоиться в этот ответственный момент и хладнокровно оценить все то, что вы