– Рембо, Артюр Рембо есть у вас?
– Что, а – Рэмбо, это вам в ряды где видео торгуют!
– А Шарль Бодлер или Ницше, может быть?
– Кто? Не знаю, нет, а Ницше, это фашист что ли?
– Нет, почему сразу фашист, ну да ладно, и на том спасибо… И все в таком духе, в основном. Мы-то все тоже тогда штурмовали мир и вопрошали с одинаковым запретным списком, составленным из урывков информации из разгромных статей в энциклопедиях, редких упоминаниях в песнях или на обложках пластинок. Трудно поверить, что информации, от которой теперь некуда спрятаться, и которая уже давно перестала нести "добрую весть" людям, когда-то не хватало катастрофически.
– поплыли к другим островкам. сюда перебегай скорей, а я прошлый раз купил тибетских палок-вонялок, так надышался ими, что стих написал, а может выпьем чего?…
еще пытаясь уцелеть от дождя, храня в относительной сухости ноги, и еще кусочек кармана с остатками денег, я отчаянно прыгал от кочки до кочки. Мы с другом часто ходили сюда по выходным, когда на фоне бетонных стен забытого детского бассейна на беговых дорожках стадиона, словно на подмостках старого открытого театра открывался новый, неизведанный мир огней и красок, невиданных и незнакомых, карнавал картинок, названий, имен и где-то случайно подслушанных, и вычитанных с зарубежных пластинок, и вовсе неизвестных.
Мы знали одно: все новое и интересное приходило отсюда, тем более, сюда всегда приходили друзья, которых обязательно встретишь, а это оборачивалось одной – двумя бутылками портвейна, и дальше: что нового? что слышали, читали? может еще круг или еще по одной, видел ли ты Дэна? – да около Дяди Вити, Свин заходил и Макивара, да они кажется еще где-то здесь – ну и ненастье сегодня – у Лехи крыша совсем течет, да, а эти ящики нужно уже срочно эвакуировать, давай поможем, дядя Витя, здрасьте, мы поможем давайте, да вы нам ничего за это не должны, ну спасибо, конечно, лишними не будут, ну, пока деньги не вымокли совсем пошли в магазин еще…
Смывало одного за другим, ряды редели, караван рассеялся, кажется пора было расходиться. Мы возвращались вдвоем обратно искусно прыгая через лужи, почти бегом, все осталось где-то сзади за дорогой, вернее уже рекой, где изредка проплывали в полутьме расплывчатые пятна фар, а от них разбегались волны перехлестывающие через бордюр. А дождь только веселился, ничуть не стихая, все текло и летело, и мы летели по лужам куда-то вперед. И вдруг поняв что-то без слов и договоров, мы просто побежали вместе напрямик, словно наперегонки, даже уже не пытаясь обогнуть реки и озера воды и черпали полные башмаки неумолимого потока – все равно давно промокли до нитки.
Вокруг ни души не было и быть не могло, и не могло уже быть ни прошлого, ни будущего, ни страха, ни границ, ни книго-рынка, ни алкоголя, ни китов, вздымающих вверх струи воды, ни улиц, ни домов, лишь бурные потоки и мы, смеющиеся свободные