Одинаковые известные лица в рябящем телевизоре и знакомые незнакомые на улицах, и потолок в прокуренном кабаке, и тот потолок, выше которого ты никогда не поднимешься, даже если будешь работать не покладая рук, и обычный, не вызывающий уже особых чувств, поток лжи из всех информационных щелей, граничащий с парадоксом, а иногда и демонстрирующий его – настоящее зазеркалье с недо-Алисой в твоей роли, а вокруг стеклянный невидимый колпак, внезапно и безжалостно прерывающий вдруг полет всех фантазий и надежд.
Одна свобода ограничивает другую, своеобразное противоборство свобод, только в разных весовых категориях. Куда ж тягаться с "порядком вещей" этого мира, да еще и таким старым. Их свобода ограничивает нашу еще до того, как она наровит вырасти и окрепнуть – ее уносят без чувств с ринга! Раунд закончен. Звучит гонг.
Наш мир был нарисован за нас, и нарисован весьма скверно, потом перерисован много раз, потом все-таки стерт резинкой, но не до конца, мы химически смоделированы в нем, мы химически управляемы им, а эту химию назвали традицией: в ней наши импринты, мысли и чувства, и все наши поступки тоже. Но потом вдруг сбой: безумие разного рода, прозрение, запой, наркотики, сильные чувства – Бац! – и таблица Менделеева дала крен – ты оторван и выброшен.
На большой ринг, конечно, больше не сунусь, но домой дойду сам.
Но “мир” – абстракция, “миру” доверяют те, кто любит телевизор, любит моду, которая щупальцами проникает в сознание, начинает управлять чувствами, пытается выбраться в мир вокруг, но натыкается на серую неплодородную почву равнодушия, перемешанную с гранитной крошкой (как в детских песочницах на окраине города, вместо песка), и ей не за что зацепиться и прорасти. Но это только первое время.
Когда же массовость одинаковых чувств набирает вес, когда зашкаливает возмущение двух немолодых блондинок, столкнувшихся на улице в одинаковых платьях, и наровит вот-вот вырваться как пар из котла и воплотиться в особенностях оформления пространства жизни людей того или иного района, города, страны, то щупальцы вдруг обрубаются, как это не смешно, сами собою, и на смену им начинают ползти другие, новые щупальца, пришла новая мода, а старая прошла в “прошлом сезоне”.
Культура, искусство, ценности, а в конечном счете, человеческая способность чувствовать начинают дробиться на части мелкие, локальные, временные, сезонные – все по закону моды. Монета всё мельче и ценности в ней всё меньше, дробится всё,