В отсеке на переброшенной через потолочную перекладину веревке, словно мелкая рыбешка, попавшая на крючок, болталось, изгибаясь с жуткими хрипами, полуголое худое тело, и Эдвард, с ужасом уставившись на него, даже не заметил, как успел споткнуться об опрокинутую табуретку и едва не рухнул на пол.
– Быстрее, помогите его снять! – Эрнеста, соориентировавшись быстрее него, уже метнулась к неудачливому самоубийце и подхватила под колени, ослабляя давление веревки. Эдвард, задыхаясь, подобрал табурет, кое-как установил его ровно и, взобравшись на него, принялся негнущимися пальцами развязывать узел петли. Как только веревка ослабла, тело, поддерживаемое ею, тоже обмякло и тяжело навалилось на плечи Эрнесты; впрочем, девушка, стиснув зубы, лишь крепко ухватила его за запястья, не давая схватиться за отмеченную длинной темной бороздой шею:
– Нельзя! Ртом, ртом дыши! Как можно глубже и сильнее… – уложив его на пол, она обхватила его за плечи, пытаясь сдержать продолжавшиеся конвульсии – к прежним хрипам теперь прибавлялись глухие рыдания, становившиеся все громче с каждой секундой. Когда спасенный каким-то удачным движением повернул голову, Эдвард узнал в нем Карлито – мальчишку–итальянца, служившего на «Попутном ветре» юнгой второй год подряд. Удивительно красивый, – настолько, что, пожалуй, уступал в этом отношении разве что Генри – веселый и сообразительный, вьюном вившийся вокруг старших, он один пользовался хоть сколько-нибудь человечным отношением к нему Моргана – но, если тот был не в духе, то и выносил от него побоев и оскорблений больше всех остальных. Уже не раз и не два Дойли замечал синяки и ссадины на теле мальчишки, но, как и все остальные, предпочитал не обращать на это внимания – тем более что сам Карлито, хоть порой и кривился от боли при каком-нибудь неловком движении или прятал темно–фиолетовые следы на плечах и запястьях, чаще всего поступал так же.
Однако на сей раз рулевой, похоже, превзошел самого себя: многочисленные отпечатки чужих пальцев покрывали не только плечи и запястья, но и всю кожу рук, виднелись на шее, и Эдвард, цепенея от ужаса и ярости, заметил их даже сквозь разорванную до бедра правую штанину чуть выше колена мальчишки. Карлито был без рубашки, и на его спиге тоже отчетливо виднелись свежие синяки и кровоподтеки прямо поверх только-только начавших заживать следов плети.
Однако больше всего удивила Эдварда Эрнеста: быстро и цепко оглядев Карлито, она сразу же сняла с себя жилет и накинула на содрогающиеся от рыданий плечи юноши, осторожно обняв его при этом и незаметно опуская его голову себе на колени.
– Ну, ну, малыш, тише, – необыкновенно ласково зашептала она, отводя от его лица спутанные темные кудри и открывая новый жуткий кровоподтек на правой