– Ты получил подарок? Ах, ну да, ты же тут… Принесли ровно в девять? Я пригрозила устроить скандал, если в девять посылка не окажется у тебя.
– Ровно в девять… – От осознания, что это действительно моя родственница, а не агент, подосланный меня убить, я готов был расплакаться. – Извините, но кто вы? – я перебирал в памяти все возможные варианты, но ни один из них не показался мне убедительным. Неужели я теперь не одинок? Неужели есть кто-то из прошлой жизни, очень близкий мне? Меня слегка потряхивало от возбуждения. Весь этот груз ранней самостоятельности, рутинная суета и проблемы постепенно сводили меня с ума.
Она мило улыбнулась, затем, медленно протянув ко мне руку, провела ладонью по щеке.
– Андрей… – прошептала тихо.
Опешив, я слегка отстранился от её теплого прикосновения. Она назвала имя, данное мне при рождении.
– Ты меня совсем не помнишь? – женщина заметно поникла.
Сейчас, когда я разглядывал ее, стоя лицом к лицу, гостья уже не казалась мне такой молодой, как на фото. Мелкие морщины избороздили бархатистую кожу в уголках глаз и губ, взгляд был печальным и задумчивым, да и вечерний макияж не добавлял ей свежести. Когда она сняла свой розовый шарфик, я разглядел небольшое родимое пятно на шее.
– Тётя Николь…
В один миг я вспомнил всё, связанное с моим детством, что касалось её. Те тёплые воспоминания, что я спрятал глубоко внутри, убеждая себя, что все это в прошлом. Её нежные руки, убаюкивающие меня, наши игры в догонялки, как она любила катать меня в надувном кругу, плавая в нашем бассейне…
– Тётя… – повторил я, ощущая, как на глаза наворачиваются слезы.
– Ну, вспомни-и-ил! – насмешливо протянула она, весело улыбаясь. – А то я волновалась, что знатно постарела. Уже давно за четвертый десяток перевалило, как-никак, – она понизила голос и, кокетливо прикрыв рот ладонью, хихикнула.
Тётя Николь была мне не родной. Она была невестой моего родного дяди. Дядя… глаза широко открылись.
– Николь, я вспомнил. Дядя Артём… – я догадывался, но так боялся спросить.
– Он умер. Ты разве не помнишь?
Я сглотнул ком в горле. Теперь я всё помнил. Помнил, как открыл глаза в первый раз, жадно глотая воздух ртом. Помнил, как было больно, помнил, как эти жгучие шрамы ещё долго не давали мне спать. Голос тёти: «Он проснулся. Господи, что за родители, ребенок второй раз помер». Помню дрожащий голос дяди: «Собирай его, быстрее», – и дальнейший спор о том, что я слаб, и меня нельзя переносить… Противный запах запекшийся крови,