Трублин отпихнул полицейского и ногой столкнул тело в яму.
Из толпы выбежала Анастасия Кутеповна. Она скинула кофтенку, метнулась к яме.
– Дайте хоть прикрыть, нехристи!
Трублин оттолкнул старуху.
– Жить надоело, стерва!
Климович рванулся вперед, но Вильсовский удержал его, больно схватив за руки. Взгляды их встретились.
– Не спеши, парень!..
Стась закрыл глаза. Он не мог больше смотреть.
И вновь, но теперь уже в обратном направлении, брела толпа, серая, молчаливая. Гортанно выкрикивали солдаты слова команды, подгоняя жителей, но люди нарочно замедляли шаги, ноги их ступали реже, будто перед ними была не ухоженная дорога, а тягучая глинистая хлябь. Конвоиры злились, прикладами били тех, кто выбредал из толпы.
Стась протиснулся к сестрам Букатик. Люся, придерживая под локоть младшую сестру, шла, понурив голову. По щекам ее пролегли дорожки от слез.
– Слушай, Люся, – шепнул Стась. – Завтра встречаемся у пятого карьера, ты знаешь где. Скажи девчатам, а ребят я предупрежу сам.
– Во сколько?
– В девять. Только не опаздывайте, ладно?
– Хорошо, Стасик, придем.
Толпа растекалась по улицам.
С полудня тучи обложили небо над поселком, и зарядил мелкий надоедливый дождь. Листва на деревьях, уже порыжелая и подсушенная солнцем, размокла и обвисла лохмотьями. Дым из труб не мог пробить водянистое марево, увязал в нем, стелился по крышам, обволакивая дворы мутным туманом.
На площади по приказу коменданта гарнизона плотники устанавливали виселицу. Говорили, что на ней будут вешать партизан…
Стась Шмуглевский лежал на кровати. Пытался отвлечься от мрачных мыслей чтением – книга падала из рук. Нет, люди не могут, не должны так жить, чтобы, ложась вечером, не знать, что их ожидает утром, со страхом провожать один день и со страхом же встречать другой. Черный вихрь обрушился на людей, жестоко перечеркнув прожитые годы. Еще вчера можно было спокойно спать, ходить в школу, а нынче чужие солдаты хозяйничают в твоем собственном доме, расхаживают по твоей земле, попирая ее коваными сапогами, мучают и убивают людей за то, что те хотят думать и жить по-своему. Сегодня расстреляли Лотову. А завтра? Кто следующий?..
Время тянулось медленно. С усыпляющей монотонностью стучал в стекла дождь. В избе было темно, как вечером. Мать сидела на сундуке, уронив руки на колени, думала о своем.
Стась поднялся, вышел в сени. Отворил дверь во двор. Придут ли завтра ребята, если погода не переменится?
Долго стоял он, облокотившись на дверной косяк, безучастно глядя на полосы дождя. Потом его взгляд упал на кучу досок в углу сеней. Стась подставил лестницу к чердаку, достал рубанок.
Вышла в сени мать, удивленно спросила:
– Ты чего строгаешь?
– Да вот, – Стась замялся, – половицы хочу сменить у порога, ноги сломаешь…
Вскоре пришел Алексей Малахович.