Милдрет не могла уснуть всю ночь и уже глубоко за полночь, дождавшись, когда рыцарь, охранявший её, уснёт, прокралась к двери и вышла во двор. Снаружи уже начинал заниматься рассвет, и Милдрет остановилась ненадолго, вглядываясь в горизонт и думая, куда же ей идти.
Именно поэтому она стала первой, кто разглядел стремительно приближающуюся от границы кавалькаду всадников. Плащи их были тёмно-синими, как ночное небо, и на флагштоке развевалось знамя рода Вьепон.
– Fortiter et recte! – закричала Милдрет, поднимая тревогу, но пока спящие рыцари поднимались на ноги и облачались в доспех, всадники уже оказались достаточно близко, чтобы нанести первый удар – достался он пастуху, проснувшемуся до рассвета, чтобы вывести в поля овец.
Жители один за другим выскакивали из домов – и словно тростник падали под ударами кавалеристских мечей.
Милдрет, впервые оказавшаяся в настоящем бою, растерялась ненадолго, но когда один из всадников подлетел к ней, руки сработали сами собой, вырвали меч из ножен и вонзили клинок лошади в живот. Та упала на бок, придавливая всадника собой, Милдрет замахнулась, чтобы нанести удар противнику, тщетно пытавшемуся выбраться из-под коня, а затем увидела, как отлетает в сторону в ярости сброшенный шлем, как стелятся по земле длинные пряди блестящих чёрных волос, как сверкают глаза англа – разочарованно и зло. Она не знала, сколько времени прошло, пока она вглядывалась в его лицо – для неё время остановилось, а весь мир за пределами этих чёрных глаз перестал существовать.
Милдрет поняла, что всё ещё стоит неподвижно, только когда обнаружила, что противник уже поднялся на ноги и тянет из ножен клинок, но нанести удар никто из них так и не успел: копыта чьей-то лошади ударили Милдрет в бок, она рухнула на землю, пронзённая дикой болью, и услышала у себя над головой:
– Ещё один готов!
Приподняла голову и успела ещё заметить, как тот самый, черноволосый, совсем ещё мальчишка, кричит отчаянно и зло:
– Мой! Пленник мой!
Ещё один удар копыт отправил Милдрет в темноту.
Глава 17
Для Грегори этот поход был первым.
Сенешаль Тизон настаивал на том, что его для Грегори и вообще не должно было быть, но Грегори стоял на своём так яростно – апеллируя то к родовой чести, то к мальчишкам, которые его засмеют – что уверенность сенешаля могла бы пошатнуться. Последний удар по его решимости оставить пажа дома, впрочем, нанёс вовсе не Грегори, а Генрих, который отдал твёрдый приказ всех дворян старше четырнадцати лет, обитавших в замке, взять с собой. Дворянин этого возраста в замке был один, но Тизону оставалось только скрипеть зубами и надеяться, что Грегори в этой авантюрной вылазке, гордо называемой военным походом, всё-таки не убьют.
Он старался присматривать за мальчишкой как мог, но, как и следовало ожидать, при звуках боевого рога, трубившего атаку, тот вылетел далеко вперёд и стал первым, кто пересёк границу