– Не знаю, что такое суеверия, – вежливо возразил Кудесник, – но предполагаю, что это такое ваше название для несуществующих вещей, в которые верят люди. Эти звери – не суеверие. И то, что они могут говорить, – тоже не суеверие. Не повторять слова за человеком, а говорить как человек.
Голос Кудесника оставался ровным, но птаха на его плече демонстрировала высшую степень раздражения – скакала туда-сюда, выдирала клочки шерсти из одежды, хватала за ухо хозяина, широко разевала клюв и клекотала.
– Новая разумная раса? – спросила Шакти.
– При обнаружении на планете любых следов разумной деятельности следует немедленно эвакуироваться, по возможности уничтожив все следы собственного там пребывания, – процитировал Навах злополучное дополнение к Уставу. – Значит, эвакуация?
– Следов разумной деятельности большеголовых мы еще не обнаружили, – поправил Сворден Ферц. – И вряд ли обнаружим, кроме каких-нибудь нор.
– А может это – они? – вскинула голову Шакти.
– Кто – они? – Планета тяжело посмотрел на нее.
– Ну…
– Они не были собаками, – отрезал Планета.
– Насколько мне помнится, еще ничего не доказано… И вряд ли когда будет доказано, – поправил Навах.
– Эти твари, к тому же, опасны, – сказала Шакти. – Они могут в любой момент напасть на нас…
Кудесник вдруг хохотнул, словно услышал нечто забавное. Птаха присела, растопырила крылья, вытянула шею и широко разинула клюв. Сворден Ферц никогда не видел как смеются птицы, но, наверное, они делают именно так.
– А что вы тогда почувствовали? – поинтересовался Навах у Свордена Ферца.
– Сложно описать… Какой-то очень неясный эмоциональный фон. И злоба, и голод, и желание напасть, и… что-то еще… – Сворден Ферц бессильно защелкал пальцами, но не мог подобрать нужного слова.
– Зависть, – вдруг сказала Шакти. – Когда мы стояли обнявшись, в них вдруг появилась зависть.
– Хм… Может они вам завидовали, – пробурчал Планета.
– Вряд ли. Они ведь звери, они не могли в полной мере оценить эротические отношения представителей чуждой расы.
– Могли или не могли? – Планета живо обернулся к помрачневшему Наваху.
– Я не знаю какого рода эротическим отношениям стали свидетелями гипотетические представители неизвестной разумной расы, – сухо ответил Навах.
Планета требовательно посмотрел на Свордена Ферца.
– Мы стояли… ну, почти обнявшись.
У Свордена Ферца возникло стойкое ощущение, что его помимо воли хотят затащить в какую-то весьма запутанную сеть взаимоотношений между Планетой, Шакти и Навахом. Причем, если Планета делал это почти открыто, Шакти играла на недомолвках и откровенно передергивала, то Навах, изображая из себя нечто вроде уязвленной жертвы, на самом деле прекрасно понимал все ходы своих коллег. На мгновение Свордену Ферцу показалось, что каким-то чудом он перенесся в почти родную атмосферу Адмиралтейства