Лео протер последний столик и вернулся к стойке. Затем он переложил сумку Цзяцзя и сел на соседний табурет – удивительное проявление близости со стороны мужчины, который держался на вежливом расстоянии от других. Цзяцзя повернулась лицом к нему.
– Я допила бутылку, – сообщила она. – Мне пора уходить.
– Останьтесь и выпейте со мной еще.
Перегнувшись через стойку, он достал бутылку бренди и два бокала.
Они молча выпили.
– Как вы думаете, я красивая? – спросила Цзяцзя.
– Ты как вода. Твоя красота мягка и спокойна.
– Тогда ты проведешь со мной ночь? Думаю, это станет хорошим воспоминанием для нас обоих.
Тротуар был мокрым от растаявшего снега, но местами покрылся ледяной коркой: температура падала. Лео закрыл бар, и они оба направились в сторону квартиры Цзяцзя. Относительно чистый дневной воздух улетучился, и город скрылся за пеленой смога.
Глава 4
Проходя мимо консьержа, Цзяцзя ускорила шаг и оставила Лео позади. Консьерж поздоровался, но она спрятала подбородок в складки шарфа и, не останавливаясь, прошла к лифту.
Поднимался лифт долго, и все это время они молчали. Вдали от бара уверенность Лео в себе куда-то подевалась, и на его лице отразилась тревога. Он будто стал меньше ростом. Войдя в квартиру, он медленно снял пальто и застыл с ним в руках, хотя Цзяцзя бросила свое на диван.
Заметив смущение гостя, она одной рукой взяла пальто Лео, а другой ободряюще коснулась его локтя. В ответ он притянул ее к себе, как будто теперь мог перестать притворяться робким. Она почувствовала, как ее грудь прижалась к его груди, а его губы потянулись к ее. Его дыхание отдавало свежей мятой, и она смутилась, подумав, что ее собственное пахнет алкоголем. Она не видела, чтобы он ел что-то мятное.
Тепло от его рук, прикасавшихся к коже, просачивалось в поры, словно вода. Как будто объятия этого мужчины разбудили какое-то тайное место внутри нее, до которого прежде никто не добирался. Она никогда не испытывала такой тоски по чужому телу. Это не имело отношения к плоти и выходило за пределы сознания, не было ни похотью, ни любовью. Пожалуй, подумала она, такое состояние лучше всего описать как впечатление одинокого путника в пустыне, измученного и опустошенного, от вдруг расцветшего перед ним прекрасного персикового дерева, усыпанного плодами.
Но едва Лео уложил ее в постель, Цзяцзя захлестнула волна вины. Кто-то вторгся в пространство Чэнь Хана, единственной защитницей которого оставалась теперь она. Цзяцзя хотела не думать, прогнать эту мысль, но, прижавшись спиной к холодному шелку простыней, которые делила с мужем, почувствовала, будто изменяет Чэнь Хану. Лео в отличие от нее не колебался ни секунды. Он снял галстук-бабочку, жилет и рубашку, но брюки оставил, ожидая, что их снимет она. Цзяцзя провела руками по его бедрам и коснулась