– Кончали от мыслей обо мне.
– Как поэтично, – ухмыляется.
– Ну тебе этого не понять.
– Полагаешь, у меня недостаточно тонкая душевная организация?
– Дикие звери проявляют больше нежности при случке, – стараюсь вложить в данную фразу все возможное презрение.
– А ты не думала, что все зависит от того, кого я трахаю? – похлопывает по щеке. – С одними тянет проявить нежность, а других можно только еб…ть. Любопытно, к какой категории относишься ты?
– К той, которая бы никогда добровольно под тебя не легла!
– Рот открой.
Сдавливает подбородок так, что я взвываю.
Его пальцы ложатся на язык, пробираются глубже, давят, вызывая рвотный позыв. Я дергаюсь, сгибаюсь, стараясь увернуться.
– Соси давай.
Я подчиняюсь автоматически.
Мой ум не задействован. Только голая похоть.
Я ощущаю странную одержимость. Я будто прикована к этому человеку невидимой цепью.
– Активнее. Обхватывай плотнее.
Мои бедра сжимаются. Порочно, ритмично.
– Уже потекла? – насмешливо спрашивает Чертков.
И я ощущаю как влажно становится между ног.
Черт.
Я кусаю его и отталкиваю.
– Мудак!
– А куда делась Катерина Олеговна? – посмеивается, а потом бьет меня по щеке, наотмашь, но не сильно, просто приводит в сознание.
– Ты… ты…
– Я? Я? Что? – передразнивает.
Бьет снова и снова.
Мои щеки горят от его пощечин.
Пытаюсь подняться с дивана, но он толкает меня обратно. Накрывает губы ладонью, сминает безжалостно. Размазывает помаду по лицу.
– А тебе идет, – ухмыляется.
– Представляешь, что это кровь?
– Да, – скалится. – И х*й твердеет, хоть камни обтесывай.
– Быдло.
– В задницу ты также паршиво трахаешься?
– Я не трахаюсь в задницу.
– Так ты практически девственница.
Он сжимает мою грудь, и я не в силах сдержать стон.
– Ничего.
Его руки опускаются ниже, по талии, по животу, перемещаются на спину, а потом жестоко сминают ягодицы.
– Ты распробуешь и войдешь во вкус, будешь подмахивать и просить добавки, – обдает жарким шепотом. – Ты же горячая, дашь фору любой шалаве.
– Я не стану…
– Я же чувствую насколько ты мокрая. Все платье насквозь.
Его пальцы забираются под смятую ткань, по-хозяйски проникают внутрь, заполняют истекающее возбуждением лоно.
Не могу сражаться, не способна сопротивляться. На меня накатывают болезненные и сладостные спазмы. Я кончаю с протяжным, жалобным всхлипом.
Он подхватывает меня и усаживает на спинку дивана. Она широкая, там полно места. А позади тонкое звуконепроницаемое стекло. Сотни извивающихся на танцполе тел, трек сменяет трек, оглушительно гремит музыка.
А у нас тихо. Играет только собственная мелодия – бой бурлящей в жилах крови, стоны и рычание. Немая схватка разгоряченных тел.
Треск