Я «бросил кости» у своего старого друга Пи Ви, но, сегодня срок моего пребывания – тут, истек. Истек – его недовольством, и жаждой к социальной изоляции и уединению… И, теперь, мне некуда было идти …
«Пьянство губит твою грешную душу, Гийомах (так, на дублинский манер, называл меня Пи Ви, в чьих жилах текла: ирландская, валлийская и североирландская кровь. Безобразно точно похожий на молодого Джона Клиза. Высокий, тонкий, как бритва, с классическими британскими чертами лица, с проницательным взглядом, неопределенно табачного цвета, рожденный в сердце «черного озера»), опомнись!!! – выпалил куда-то в пустоту «болотный бродяга», немного раздраженно, размешивая столовой ложкой из облепихового дерева, захлебнувшиеся в малиновом йогурте кукурузные хлопья, укутывая меня в облако ирландского сленга.
– Умение молчать – это искусство, Пи Ви, – слепо отмахнулся я …
Я как-то нелепо сидел на полу, вытянув свои ноги вперед, прислонившись спиной к холодной стене, сосредоточенно и отстраненно, заваривая, высушенные в тыквенной фляге красные мухоморы, в крепком теле курительной трубки из кукурузного початка, смешивая их с индийской коноплей. Мухоморы довольно плохо горели, и мне нужна была сила, поддерживающая тление галлюциногенных грибов. И надо признать, выращенная на огуречном поле ганджа, хорошо с этим справлялась … горела, и тлела в психоактивном оргазме рок-н-рольного трипа… гитарным соло Джими Хендрикса на просвещенной сетчатке глаз шаманов африканских племен …
– Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, Пи Ви.
Сначала я измельчал мухоморы в блендере на маленькие кусочки, примерно на три, или четыре дюйма. Засыпал их в курительную трубку, пытаясь «познать» … но, так и не достигнув нужного мне эффекта, позже, решил сушить их до состояния сушеного инжира, растирая потом в порошок …
Пи Ви, неподвижно застыл около серого, залитого редкими каплями дождя, окна. Обернутый в застиранный, темно-синий халат «Версаче», и в трикотажную шапку с помпоном, с логотипом «Бостон Селтикс» прямо на угрюмом лбу. Вязко мешая, набухшее маисовое тело своего бесхитростного завтрака, в глубокой керамической тарелке, расписанной в геометрических фигурах, украшенных ирландскими ягодами и цветами. Не проронив ни слова …
Комната была мягко освещена кварцевой лампой под потолком – длинной полосой бледно-синего ультрафиолетового света, хоть как-то съедающей пасмурность дня, которая беспощадно давила, пыльно-серой сумрачностью на окна, поглощая собою всю эту электрическую стратосферу …
– Я оставляю людям их право на прошлое, Пи Ви, – мягко сверкаю в будничное утро, выпуская каштановую вязь